Яки Андрес Мартинес Роблес - Экзистенциальная философия для психотерапевтов… и других любопытных

Парадокс – это непременное условие экзистенции .

Его можно видеть в том, что что-то в каждом человеке остается неизменным во времени, а что-то постоянно меняется. С одной стороны, «я такой же, как и 10 лет назад» (конечное становится бесконечным) с другой – «я совершенно новый человек в каждый следующий момент, я не тот, что был вчера» (бесконечное становится конечным). Это напоминает мне текст песни Андреса Каламаро: «… часть меня не изменилась, и в то же время я уже не старый Андрес ».

«Внутренние конфликты между возвышенным и мирским существуют на всех уровнях жизни индивидуума. Задача должным образом соотноситься с ними – это диалектическая жизнь, выбирать избегание этой задачи – человеческая ошибка» (Mullen en van Deurzen, 2000).

«Таким образом, существующий поставлен в положение, в котором крайние противоположности всегда сходятся вместе» (van Deurzen, 2000). Последний пункт, рассматривающий экзистенцию как последовательность полярностей, которые оказываются неразделимыми, применяется не только в экзистенциальной психотерапии, но и в гештальт-терапии, и в юнгианской психотерапии.

Процесс, ведущий к Бытию, – это бесконечно-конечная-бесконечно-конечная диалектика, т. е. движение от одного к другому полюсу.

«В общем, несовершенство всего человеческого заключается в том, что мы можем достичь того, к чему стремимся, только через его противоположность» (Kierkegaard, 1999).

Проблема заключается не в тревоге или отчаянии, а, скорее, в их субъективных аспектах. Это означает, что важно не факт того, что человек взволнован или отчаялся, а то, как именно он тревожится.

Все зависит от того, каким образом отчаиваться. Если отчаянию удается пробить трещину в глубине души и привести к её затвердению, мы теряемся; это смерть, но смерть, когда никак не заканчиваешь умирать. Если же отчаяние вынуждает душу собрать свои последние ресурсы, «пробудиться на самом деле», то есть абсолютно – это пробуждает душу к осознанию ее вечной ценности. Следовательно, важно отчаиваться на самом деле: это признак существующего, достигшего кульминации экзистенциального пафоса (Jolivet, ob cit).

Несколько работ Кьеркегора посвящены теме тревоги. Говорят, что Ролло Мэй (один из ведущих экзистенциальных терапевтов США), прочитав текст Кьеркегора, отметил, что, хотя Фрейд и психоанализ строят великолепные теории о тревоге, Кьеркегор действительно знал, каков этот опыт – быть встревоженным. В данном тексте он говорит о тревоге как опыте «грехопадения, или изгнания из рая», которое означало для людей, вместо ужасной кары – потерю неведения, осознание жизни и смерти, неопределенности и неизбежности выбора и отречения. Другими словами, для него тревога – это эмоциональное переживание, сопровождающее пробуждающуюся экзистенцию .

Отсюда следует, что для Кьеркегора жизненная задача состоит не в том, чтобы научиться не тревожиться (как многие полагают), а научиться тревожиться .

«Я хотел бы пояснить, что это испытание, которому должны подвергнуться все люди, то есть каждый должен научиться тревожиться. Тот, кто не научится, так или иначе обречен на погибель: либо потому, что он никогда не тревожился, либо потому, что целиком погрузился в тревогу. Напротив, тот, кто научился тревожиться как следует, достиг высшего знания. (…) Тревога – это возможность свободы». (Kierkegaard, 2007).

«Концепция тревоги», первоначально опубликованная в 1844 году, «является одной из самых глубоких дофрейдистских книг по психологии» (Strafhem, 1999) – непременный ориентир для экзистенциальной психотерапии! В книге Кьеркегор различает два типа тревоги. Первый – когда нам угрожает что-то внешнее (например, звук выстрелов вдали); второй – результат внутреннего переживания при конфронтации с неограниченными возможностями свободы, или то, что возникает, когда человек осознает свою смертность (независимо от возраста или состояния здоровья). Последнее соответствует немецкой концепции «Angst».

Альтернатива тревоге и отчаянию, которую предлагает Кьеркегор, – не пытаться их избежать, преуменьшить или отрицать, но принять и в какой-то мере трансцендировать в них, то есть пройти через них, чтобы «научиться жить».

«Истинное понимание сознательного отчаяния заставляет нас видеть, что отчаяние на самом деле является частью бытия человеком и, как таковое, частью каждого Я. Единственный выход из отчаяния – это «выбрать своё собственное Я» и совершить прыжок веры» (Strathern, 1999).

Такая альтернатива имеет религиозный оттенок, характерный для определенных направлений христианства.

Для Кьеркегора грех неотделим от человеческой экзистенции, наряду с тревогой и отчаянием; он истолковывает грех как возможность для человека отделяться от темпорального и входить в вечное. Другими словами, грех – это возможность человека развиваться, поскольку он, провоцируя тревогу, приводит нас в движение. Именно благодаря искушению мы наконец-то становимся людьми и получаем доступ к таинствам жизни (van Deutzen, ob dt).

Человек является сложным процессом в постоянном развитии; «Бытием является только то, что осуществлено в процессе бытия» (Jolivet, ob cit). В процессе этом идет постоянное столкновение с необходимостью выбора линии поведения. Кьеркегор говорит о трех витальных стадиях: а) эстетической, б) этической и в) религиозной.

Главным образом относится к телу как центру опыта. Эта стадия связана в основном с чувствами и чувственными удовольствиями, это гедонизм, способствующий проживанию непосредственного присутствия.

Постоянной угрозой является скука, поэтому человек на этой стадии не испытывает полной реализации. Жизнь расплескивается на внешнее и на возможные удовольствия, которые в нем есть. Поскольку среда не всегда отвечает вкусам индивида, тот, кто проходит эту стадию, постоянно фрустрирован и не желает брать на себя обязательств.

Человек, проживающий эстетическую экзистенцию, теряет контроль над своей жизнью, живя мгновением, руководствуясь удовольствием, – и его жизнь может стать противоречивой, в ней отсутствует стабильность и определенность.

Люди, выбирающие эстетический путь, живут для себя и собственного удовольствия, что не обязательно означает вульгарный образ жизни. В поисках своего удовольствия мы также почти наверняка доставляем удовольствие другим, если думаем на перспективу. На самом деле можно утверждать, что ученый, альтруистически посвящающий свою жизнь поиску лекарства от мучительной болезни, жертвующий личными, домашними и социальными удовольствиями, ведет эстетическую жизнь, если делает это потому, что наслаждается процессом научного исследования. В контексте современной психологии и представлений либерального общества трудно думать о другой жизни, кроме эстетической. Каждый своим способом – иногда странным – стремится к удовольствию (Strathem, 1999).