Алина Витухновская - Цивилизация хаоса. Философия, публицистика, проза и эссе

Одним из примеров псевдогосударственной структуры по производству конспирологических мифов является так называемый «Изборский клуб». Это сообщество широко известных в узких кругах доморощенных «интеллектуалов» консервативного толка, специализирующихся на изучении внешней и внутренней политики России.

Именно их галлюцинаторные построения, взятые из немецких методичек 30-х годов прошлого века, являются идеологической основой нынешней российской государственности.

Я помню, как в начале 2000-х, когда путинская повестка была ещё неочевидна и только начинала формироваться, один из таких «мудрецов» (тогда я ещё не знала, кто они такие) пригласил меня на некое мероприятие в один из престижных книжных магазинчиков в центре Москвы.

Выступавшие дружно хаяли Запад, готовились к последнему сакральному бою и т. д. Я долго терпела и недоумевала. Но терпение моё лопнуло, когда один литературный старец, отдалённо напоминающий Льва Николаевича, но при этом будучи явной постмодернистской подделкой (как и всё у них), встал и воскликнул, вздымая руки вверх: «Как они могут что-то там делать (сейчас, к сожалению, я дословно не вспомню кто и что), когда дети в Африке голодают?» Из голодных детей в помещении была только я. Поэтому я немедля отправилась в ближайшее кафе обедать, чтобы не слушать всю эту ересь. За мной помчался ещё один клинический патриот, пытаясь убедить меня в том, что я «должна работать с ними на благо России и за приличное финансирование (!)» и что сама идея холодной войны – естественно, имитационной – очень даже неплоха. А всё происходящее есть не что иное, как действия группы «анти-Бжезинского», которого надо читать и понимать «ровно наоборот». Проще говоря, меня пытались не только вовлечь в сомнительную политико-интеллектуальную аферу (а из подобных афер и состоит внешняя и внутренняя политика нынешней РФ), но и убедить меня в том, что данная игра устраивает не только Россию, но и Америку.

Из вышеописанного следует один простой и неизбежный вывод: все преступления, прежде всего государственные, совершаются под прикрытием внешне благообразных общественных консенсусов. Когда же подобные договоры в своей основе начинают обретать форму агрессивных конспирологических фантазмов, государство обречено на катастрофу.

Весь модернистский ХХ век, плотно закрученный на романтических архетипах прошлого, помноженных на фрейдистские концепции, сделал из сексуальности новое божество. Как реакция на ужасы последней мировой войны возникло гуманистическое учение Эриха Фромма, призванное не столько создать новые научно-философские концепты, сколько компенсировать те чудовищные открытия о подлинной природе человека, которые принёс фашизм. Можно сказать, что мы родились и жили в обществе принуждения к любви (Фромм) и сексу (Фрейд). Это была новая мягкая тоталитарность, часть того, что принято именовать софт-насилием.

Закономерной реакцией на такого рода принуждение, которое даже не осознавалось как принуждение, стал постепенный отказ от сексуальных отношений. «Поколение снежинок» – так называют наиболее молодую категорию асексуалов – вызывает закономерное раздражение консерваторов. Их пугает то, что привычный мир рушится на глазах. И что они уже не смогут его контролировать.

Мы говорим сейчас не только о привычной морали традиционного мира с его убаюкивающими структурами семьи и стабильных отношений. Мы говорим ещё и о целой бизнес-индустрии, которая десятилетиями выстраивала себя, имея в своей основе принцип удовольствия как источник бесконечного гешефта материи, которую учили быть ненасытной. Высочайшие проявления человеческого духа в рамках фрейдистской концепции рассматривались как следствия элементарных биологических побуждений. И человеческий дух, пусть и постмодернистский, наконец пресытился этим.

«И дело не в том, что у нас закончились чувства, а в том, что закончился срок годности понятийного аппарата, которым ещё до недавнего времени мы пользовались для того, чтобы их описывать. «Выбор», «договор» и «отношения» – категории, рационализирующие чувственный опыт с наступлением позднего модерна, – сегодня устарели так же, как с приходом психотерапии устарели «чудные мгновенья», «кометы» и «метели». Мы прибыли в следующий пункт назначения: в эпоху «невыбора», «недоговора» и «неотношений»», – переживает популярный ресурс «Кольта.ру».

Однако я не вижу в существующей тенденции никакой проблемы. Мы должны осмыслить отказ от отношений в привычной форме и новую норму (асексуальность) как некий этап в развитии цивилизации со всеми его плюсами и минусами. Происходящее есть эволюционная неизбежность. Ведь эволюция носит не только биологический характер, но и социальный и сознательно-субъектный. Грядёт эра индивидов. Человек как социальное животное медленно, но верно мутирует в человека-субъекта. И если мы рассуждаем с позиций подлинного гуманизма, а не профанического общественного (например, фроммовского), то именно интересы индивида должны стоять во главе угла.

С глубинных философских позиций тенденция к асексуальности является фактическим опровержением кантовского категорического императива. По Канту, понятие счастья личного или общего всегда зависит от условий опыта. Но благодаря наличию свободной воли человек может интерпретировать общий положительный опыт в том числе как неприемлемый лично для себя. Соответственно, в контексте данной статьи современный индивидуум имеет полное право отказаться от навязываемой ему концепции индивидуального счастья, базирующейся на некоем коллективном положительном опыте прошлых поколений.

Проще говоря, современному человеку куда лучше и приятней жить одному, заниматься саморазвитием, зарабатывать деньги и ни от кого не зависеть. Причём он вполне может вступать в эпизодические и даже длительные отношения, но при этом не строить «классическую» семью. Важно проговорить и тот факт, что асексуалы – это не люди, имеющие какие-либо патологии, не фригидные женщины и не импотентные мужчины. Это просто люди, мир которых не вертится исключительно вокруг секса. Также следует отметить и ещё одно немаловажное свойство асексуальности – обратную совместимость, то есть когда асексуальность допускает существование всех предыдущих форм отношений, но при этом не ставит какую-либо одну из них в качестве доминирующей.

Но асексуал, тем более агендер, пугает не только традиционное общественное мнение. Он становится опасен для самого «левиафана», ибо совершенно легально уходит из-под контроля. Да-да, именно «семья – ячейка общества» была довлеющей формой системного надзора за индивидуумом.