Рустам Чернов - Преступление. Пролегомены и метод. Сборник людологических сочинений

В таком случае правоприменитель может себе позволить свободу мышления в установленных законом рамках, при том, что данные формы являются едиными в отношении методологии познания, но не в отношении конечности результативности познания (как, например, сегодня квалификация). Соответственно, отпадает необходимость притягивания нормы права на множественность качественности явлений действительности.

Вопрос данного плана весьма успешно может быть решен в рамках людологической школы познания, которая и является самостоятельной универсальной пропедевтикой когнитивных систем. Благодаря формальному выражению значений (математика мысли) именно людологический подход позволяет быстро и эффективно решить вопрос универсального познания преступления в части правоприменительной деятельности.

Вопрос о понятии преступления является одним из вечных вопросов теории уголовного права. В данной работе представлена попытка осуществить анализ преступления на основе методологии, разработанной в свое время Аристотелем, а именно – анализ по четырем причинам сущности явления. Как известно, Аристотелем были выделены 4-е причины: целевая, формальная, движущая, материальная. Современный анализ (на основе людологии) позволяет говорить о функциональном наличии трех из них – целевая причина является прототипом материальной, при том, что последняя всегда шире по объему перцепции целевой, так как она составляет бытие в возможности чувственно- воспринимаемого предмета (материальной причины). Удобство данной методологии в ее универсализме относительно неограниченного круга явлений.

Применительно к преступлению следует отметить, что целевой причиной является: первичное сознание преступника, а также нормы уголовного права, предусматривающие состав конкретного преступления. Сознание является субъективным бытием в возможности, в то время как статьи особенной части Уголовного кодекса ориентированы на объективность.

Движущая причина всецело перенесена в сферу субъективного и составляет основание для бытия уголовной ответственности. Именно реализация умысла или реализация необходимо присущего содержания целевой причины (преступная неосторожность, небрежность), свидетельствует о возможности наложения наказания на субъекта деяния, который является всецело движущей причиной для субъекта объективной оценки (государство в лице правоохранительных органов). Это единственная форма структурирования материи в соответствии с представлениями о преступлении, которые составляют сегодняшнюю форму оценки данного явления (позитивное право). Движущая причина порождает появление материальной, которая в соответствии с целевой, но при отсутствии уже целевой (идея как «эйдос Платона», вне сферы своей реализации) составляет формальную причину. Только с появлением формальной причины можно говорить о законченности деяния со стороны субъекта деяния (преступника), но при этом само государство (субъект конечного структурирования понятия о преступлении), может ограничиваться своим пониманием формальности (формальные составы преступления, усеченные составы, где уголовная ответственность наступает вне зависимости от наступления вредоносных последствий). Данное обстоятельство позволяет говорить о том, что государство склонно оценивать поведение индивидуума с точки зрения элемента публичности в его действиях. Оно заинтересовано в том, чтобы предотвратить формирование положительного образа структурирования социальной материи именно на основе данной движущей причины, таким образом, общая превенция усматривается уже на данном этапе.

Замкнутость парадигмы бытия (единение возможного и действительного) достигается по мнению некоторых авторов как форма синкретичного взаимодействия субъективного и объективного (Гегель), однако, данное положение в современных условиях не соответствует действительности.

Действительно, в то время, когда мораль несла содержательную нагрузку целевых причин структурирования явлений вне зависимости от их субъекта можно было говорить, что индивидуум, пренебрегающий формой персонификации в должных отношениях (норма), отрицал императивные законы общества, тем самым подменяя их в рамках чувственной перцепции («здесь и сейчас») собственно – личным бытием в возможности, которое в дальнейшем восприятии квалифицировалось, как девиация и соответственно каралось (исправлялось в тех же рамках «здесь и сейчас» – лишение свободы и прочее).

Сегодня потоки обмена информацией (то, что называется информацией) таковы, что нельзя говорить о том, что чувственно – воспринимаемые предметы являются формой фиксации (материальными носителями) бытия в возможности, которое увязано с их предназначением по целевой и другим причинам. Сегодняшний день демонстрирует нам разобщенность форм бытия разных явлений, при этом глубина отчуждения продиктована изолированностью сфер бытия значения.

Таким образом, субъективная целевая причина субъекта преступления и субъекта оценки -государства, в лице правоприменителя, – коренным образом не совпадают, поскольку сама разобщенность государства (как бытия в действительности права, при том, что право – бытие в возможности государства) и бытия субъекта преступления разведены изначально, – человек живет в кругу сплошного лавирования между законностью и ее формой дублирования. Там, где правовые нормативы, выражены более четко, создана вторая действительность, структурируемая в соответствии с ее законами – организованная преступность, фактически новая общественно – экономическая формация.

В конечном счете, можно говорить о том, государство не вправе накладывать ответственность за совершение преступления, так как оно уже не может гарантировать, что само преступление является нарушением формы гармоничности общественных отношений. Наоборот то, что считается преступлением в некоторых случаях может быть отнесено на счет формирования новой гармонии общества (например, декриминализации предпринимательской деятельности в Новой России в начале 90-х годов ХХ века).

К тому же государство является заложником тех установок, которые составляют идеологическое содержание политики. Если политикой государства является правовое содержание позитивного права, то это еще допустимая форма стабилизации, если же мы говорим о политике как о динамической форме оценки явлений текущей действительности, то неизбежно увеличение зазора межу должным и действительным, где уголовная ответственность лица служит формой прикрытия данного «зазора». Именно так устранялись ошибки логики «военного коммунизма» – посредством устранения носителей здравого смыла (тогда уже старого).