Александр Заиконников - История Запада. Колониальная эра. Том II

Кольберу совершенно не удалась налоговая реформа, но в этом, по-видимому, не было его вины. Задавленное непомерными платежами сельское хозяйство находилось в состоянии стагнации. Генеральный контролер финансов попытался реанимировать его смягчением налогового бремени лежавшего на непосредственных производителях. Правительство отважилось на уменьшение тальи – прямого земельного налога уплачиваемого крестьянами. Но для того чтобы казна не потеряла существенной части своих доходов, уменьшение тальи было осуществлено как часть крайне непопулярного финансового маневра. Сокращение доходов от прямых налогов, государство пыталось компенсировать увеличением доходов от налогов косвенных – в частности от габели. Габелью назывался соляной налог, действовавший по принципу акцизов. Государство обязывало оптовых торговцев отпускать соль перекупщикам для перепродажи населению по ценам, многократно превышающим ее реальную стоимость. Разница между реальной и продажной ценой шла в казну. Талью во Франции платило лишь третье сословие, а вот габель, испытывая потребность в соли, платили все.

Налоговая реформа Кольбера провалилась. Правительству не удалось уравновесить доходы казны с ее расходами. Перераспределение фискальной нагрузки фактически вылилось в усиление налогового бремени. Если представители элиты могли себе позволить без особого ущерба для своих кошельков приобретать дорогую соль, то бедняки нет. С точки зрения низших слоев, габель была хуже тальи. Кроме того, бесконечные войны и расходы на двор, вынуждали правительство экстренно вводить дополнительные налоги, например, гербовый сбор, налоги на крещение, на брачные контракты и прочее… Кольбер был ненавидим за это народом. Крестьянские восстания вспыхивали в провинциях все время пребывания его на должности. С лозунгом: «Да здравствует король без габели!» с вилами и топорами на королевских интендантов бросались крестьяне Оверни, Бурбоннэ, Беарна, Бери и Пуату. В 1674—1675 годах, в самый разгар войны с Голландией, против габели и гербового сбора вспыхнуло восстание в известной своим сепаратизмом Бретани. Когда в 1683 году Жан Батист Кольбер скончался, траурную процессию, во время его похорон, пришлось окружить кольцом солдат, чтобы помешать разъяренной толпе, добраться до катафалка и осквернить его останки.

Кольбер был известен напористым и упрямым характером. С его властной и суровой натурой, как рассказывают, при всем при этом, причудливо сочеталась личная скромность. Непомерное честолюбие этого человека находило удовлетворение в усилении государства, которому он служил и для которого существовал. Кольбера нельзя было назвать истинным правителем Франции, по аналогии с кардиналами Ришелье и Мазарини. Тем не менее его роль во французской политике, несмотря на активное участие в государственных делах самого Людовика XIV была куда более значимой, чем можно было бы предположить исходя из его непосредственных обязанностей контролера финансов. Кольбер стал идеологом французской имперской политики и, если так можно выразиться, создателем государственной стратегии Франции. Отличием положения Кольбера от положения всесильных Ришелье и Мазарини было то, что к несчастью для Франции, этот сильный и умный человек, не сумел полностью подчинить своему влиянию французского монарха. Людовик XIV доверял Кольберу, но важнейшие и ответственейшие решения принимал всегда сам, руководствуясь, по-видимому, тем соображением, что ему как королю, присуще лучшее знание того, что нужно, а что не нужно французскому государству. Не все идеи Кольбера, нашли практическое воплощение. Главные его идеи, имевшие целью превратить Францию в морскую торговую державу, разумеется, не были отвергнуты королем, но они были провалены вмешательством Людовика XIV в процесс их реализации.

В 1669 году Кольбер в дополнение к должности генерального контролера финансов занял пост морского министра. Занятие этого поста Кольбером, было обусловлено, тем совершенно верным соображением, что экономическая политика государства, его морская торговля и военно-морская мощь неразрывно связаны. Как человек, обладающий способностью предвидения, Кольбер понимал, что то поле, на которое он пытался вывести Францию уже занято другими игроками. Свое место под солнцем, Франции пришлось бы в буквальном смысле выгрызать. Страна слишком долго была обращена лицом к континенту и спиной к океану. Когда-то это могло не иметь значения, или даже быть оправданным, но только не сейчас, в период рождения колониальных империй. По отношению к Франции действовали те же экономичекские законы, что и по отношению к сражавшимся за морскую гегемонию Англии и Голландии.

Развитая морская торговля была важнейшим условием государственного благосостояния, и это не обсуждалось. Но вести морскую торговлю мешал меркантилизм соседей, закрывавших порты для иностранных кораблей и иностранных товаров. Существовало всего два выхода из этого экономического тупика. Первый – создание Францией собственной, закрытой от других, колониальной империи, где заморские колонии играли бы роль поставщиков ресурсов и одновременно были бы потребителями произведенных во Франции промышленных товаров. Второй выход состоял в наращивании военной и военно-морской мощи и, как следствие, внешнеполитического влияния Франции, благодаря которым эта страна могла бы диктовать свою волю другим странам, ломала бы чужие навигационные и таможенные барьеры и устанавливала выгодные именно ей торговые правила. Не сложно понять, что первый и второй вариант были неразрывно связаны. Создание разделенной океанами колониальной империи было немыслимо без контроля над морскими путями, то есть без многочисленного и хорошо оснащенного военно-морского флота. С противоположной стороны, для создания сильного военно-морского флота, способного завоевать и удержать контроль над морем, флота, который сам по себе бы играл роль политического фактора, требовались колоссальные ресурсы. И эти ресурсы могли быть получены за счет эксплуатации колоний.

Отличие Франции от Англии и Голландии, состояло в ограниченном распространении на нее последнего правила. Внутренне (то есть без учета внешней торговли и экономической эксплуатации колоний) Франция была значительно сильнее и богаче своих геополитических конкурентов. Достаточно сравнить население трех этих стран и учесть, превосходство проработанной в самых мелких деталях и функционировавшей куда более эффективно, чем у соседей французской фискальной системы. В Англии (без учета Шотландии и Ирландии) проживало в то время (на начало XVIII века) от 5 до 8 миллионов человек, в Голландии (без учета Испанских Нидерландов) 2—3, а во Франции 26. Не секрет, что стартовые условия для создания колониальной империи у Англии были лучше, чем у Голландии, однако у Франции эти условия были еще лучше, чем у Англии. Сюда можно было отнести обращенную лицом к океану береговую линию, деньги, много денег и, разумеется, человеческий фактор.