Станислав Морозов - Homo sensum (человек смыслопорождающий)

Почему же Выготский после «Исторического смысла…» никогда больше не возвращался к попыткам «прописать» свою методологию? Ответы на этот вопрос могут быть разными. Один из них: Выготский ушел от заигрываний с бихевиоризмом, но свою методологию не создал, не завершил, не успел… Отчего же тогда современные исследователи творчества Выготского такую методологию успешно находят? Можно, вслед за некоторыми исследователями творчества Выготского, заявить, что он сам не понимал значение своих работ, не осознавал их методологической мощи.

Можно предложить еще один ответ. Выготский не возвращался после «Исторического смысла психологического кризиса» к чисто методологическим исследованиям просто потому, что методология у него уже имелась, вполне его устраивала и была изложена в названной работе. Основу же этой методологии составило учение о предмете естественнонаучной психологии.

Немаловажным в свете сказанного представляется тот факт, что свой «Исторический смысл…» Выготский писал будучи приговоренным к смерти, «ему было отпущено врачами всего несколько месяцев жизни, так как состояние его считалось безнадежным, и он это знал!» (Выгодская, Лифанова, 1996, с. 199). А.Р.Лурия вспоминал: «Л.С.Выготский написал эту работу в трагической ситуации: он был болен туберкулезом, врачи говорили, что ему осталось 3–4 месяца жизни, его поместили в санаторий… И тут он начал судорожно писать, чтобы оставить после себя какой-то основной труд» (Цит. по: Выгодская, Лифанова, 1996, с. 200). Эта работа стоит особняком в творчестве автора культурно-исторической теории. Перед лицом смерти Лев Семенович создает методологический труд такой силы, что и по сей день его имплицитное содержание остается не до конца исчерпано (вычерпано) психологией и психологами.

В неопубликованном при жизни автора труде ярко проявилась его антиэмпиристская позиция. Но материализм в СССР непосредственно (хотя и негласно) отождествлялся с эмпиризмом. Диалектический материализм утверждал: критерием истины служит общественно-историческая практика. Советские марксисты вместо этого подставили формулу: «практика – критерий истины». В качестве такой безусловно истинной практики был признан эксперимент.

Поэт Александр Левин предложил выразительный эпитет: «Ученый в области науки». Советские «марксисты» в области науки экспериментально получаемые факты и их обобщения посчитали истиной в последней инстанции – истиной, не подлежащей обжалованию. Выготский неоднократно высказывал точку зрения, в соответствии с которой обобщение наблюдаемых явлений не дает возможности делать окончательные выводы. Для него на первом месте стоит теоретическая позиция автора, методологический принцип, положенный в основание той или иной экспериментальной разработки.

Здесь у Выготского не было разногласий с официальной идеологией, которая однозначно требовала всеобщего подчинения марксистской философии. Диссидентство Выготского проявилось в другом. Причем, наиболее остро эти разногласия выявились в начале тридцатых годов. И вовсе не потому, что это – период наиболее ярких теоретических построений Льва Семеновича, создания им теории речевого мышления.

Главное в другом. Советский тоталитаризм вынес из гегелевской философии, принесенной марксизмом, пожалуй, только одно: «Что действительно, то – истинно». Диалектика как учение о развитии была не то, чтобы запрещена – запретить Маркса и Энгельса в 20-е и 30-е годы было невозможно. Просто не приветствовалось и не рекомендовалось уделять слишком пристальное внимание методологии развития. Не приветствовалось и не рекомендовалось задавать вопрос «почему?» Это – опасный вопрос для любой закрытой системы. Подобная система предлагает своим элементам все ответы на все вопросы. Тем более странным должны были выглядеть попытки Л.С.Выготского создать свою собственную теорию развития высших психических функций, основывая ее не на «выдергивании» цитат из сочинений классиков, а применив диалектическую методологию. «Как это ни странно, – читаем мы у Выготского, – но идея развития до сих пор остается еще неусвоенной психологией, несмотря на то, что целые ветви психологии посвящены не чему иному как изучению проблемы развития. Это внутреннее противоречие сказывается в том, что самую проблему развития эти психологи ставят как метафизики.» (Выготский, 1931, с. 10). Написано это было в 1931 году, когда, казалось бы, партия дала уже все ответы на все вопросы. Но для товарища Выготского что-то оставалось неясным. Он никак не хотел понимать, что в основе любого развития лежит классовая борьба.

Проведя анализ исторического смысла психологического кризиса, Л.С.Выготский вскрыл внутренние движущие силы развития науки. Такой движущей силой, по мнению Выготского, является диалектическое противоречие между главным обобщением науки, ее основным понятием и объяснительным принципом: «Всякое обобщающее понятие уже содержит в себе тенденцию к объяснительному принципу… Обобщение понятия и объяснительный принцип только в соединении друг с другом, только то и другое вместе определяют общую науку» (Выготский, 1982а, с. 301). Главное обобщение как бы придает науке смысловую окраску, является основным средством понимания научных фактов. В свою очередь, понимание предполагает установление причинной связи между фактами, т. е. понимание одновременно есть стремление к выявлению объяснительного принципа. Само развитие фундаментального понятия науки, ее главного обобщения (понимание становится возможным только как момент этого развития) предполагает отрицание обобщения посредством его преобразования в понятие-объяснение: «Тенденция к обобщению и объединению знания переходит, перерастает в тенденцию к объяснению знания» (там же, с. 300).

Первичная абстракция, «это открытие, раздувшееся до мировоззрения, как лягушка, раздувшаяся в вола, этот мещанин во дворянстве… легко лопается, как мыльный пузырь» (Выготский, 1982а, с. 304). «Новой идее, как новому дворянину, указывают на ее мещанское, т. е. действительное, происхождение. Ее ограничивают теми областями, откуда она пришла; ее заставляют проделать вспять свое развитие; ее признают как частное открытие, но отвергают как мировоззрение; и теперь выдвигаются новые способы осмыслить ее как частное открытие и связанные с ней факты» (там же).

Вполне логично распространить изложенную схему развития первичной абстракции на отдельную теоретическую конструкцию конкретного автора. Тогда противоречие между первичной абстракцией и объяснительным принципом выступает в качестве принципа, объясняющего развитие единиц психологического анализа. Однако, диалектика объяснительного принципа состоит в том, что, будучи объяснением, он одновременно предполагает существование особых внутренних процессов, механизмов, по отношению к которым выделенный принцип выполняет функцию описания. Иными словами, необходимо понять, как в недрах простого начала происходит вызревание нового содержания, в конечном итоге приводящее развивающееся образование в кризисное состояние, вслед за которым порождается новое качество.