Александр Фетисов - Диалектика познания

Само собою, разумеется, что Эйнштейн не мог и не был в состоянии научно разрешить указанную проблему. Чудес на свете не бывает. У 25-летнего молодого человека, совершенно неопытного, неподготовленного и не знающего существа вставшего вопроса, не было и не могло появиться возможности разрешить ту самую проблему, которую не могли и не брались разрешать сотни более опытных и подготовленных его коллег физиков.

В самом деле, как мог правильно решить вставшую проблему безоружный Эйнштейн в 1905 году, сидя к тому же в одиночестве в провинциальной патентной конторе, если ту же самую проблему «Пространства и Времени» в тот же самый исторический 1905 год не могли разрешить тысячи рабочих с оружием в руках на баррикадах Красной Пресни?

Историки Эйнштейна и в самом деле очень многого недопонимают в проблеме «Пространство и Время».

В тот исторический момент объект исследования не созрел, и не созрели силы для его разрешения. Забегая далеко вперед, можно сказать - только теперь, 60 лет спустя, проблема, за которую брался неосознанно в 1905 году молодой Эйнштейн, вполне созрела и вполне может быть решена сознательно.

Даже в 1930 году, несмотря на ее полную зрелость и большую остроту, она не могла положительно разрешиться, потому что не было подготовленных в науке сил и не было человека, который мог бы ее научно сформулировать и поставить.

Все это говорится и пишется для непредубежденного читателя и слушателя, от которых, в конечном счете будет зависеть дальнейшее развитие науки. Предубежденный же читатель многого не поймет, он будет по каждому поводу долго спорить и еще очень долго будет играть словами. Однако, и предубежденный читатель, если он умный, не станет долго оспаривать первых двух вопросов. Он не станет доказывать вопреки фактам, будто Эйнштейн объективно был зрелым и был объективно в состоянии решить проблему «Пространства и Времени». На этих двух позициях наш умный противник, если он не захочет окончательно потерять чувство меры объективного и реального, не станет сопротивляться. Здесь он даже может согласиться с нами - чудес на свете не бывает.

Зато на третьем вопросе - мог ли Эйнштейн натолкнуться на решение проблемы случайно ,в силу своих гениальных способностей - вот на этой позиции наш умный противник будет драться отчаянно. Я чуть не сказал - «насмерть» - что было бы неправильно, т.к. более всего наш противник боится смерти. На вопросах «случайности» и «гениальности» он нам навяжет самый грандиозный бой; причем навяжет его на самых далеких подступах; и драться он будет отчаянно не только за самого себя, но главным образом за непредубежденного читателя в надежде на его наивность.

В основе необычного упорства и воинственности нашего умного противника лежит тот факт, что «Случайность», «Вероятность», «Гениальность» и «Провидение» в середине XX века стали основными категориями современного буржуазного общества, подобно тому, как это имело место в разлагающемся феодальном обществе.

История повторяется и, как известно, на высшем уровне. Если классическая пора буржуазной науки - это детерминизм; и умный капиталист, находясь на восходящей ветви своего развития, открыто насмехался над «случаем», «вероятностью» и над «гениальностью» глупого феодала, то теперь буржуазная наука сама стала прибежищем случайностей и скоплением «гениальностей». В средневековом университете ведущей кафедрой была кафедра теологии, в современном буржуазном университете ведущей является кафедра теории вероятностей.

И все потому, что в современном капиталистическом производстве господствует Случай, Вероятность и Провидение.

Ведущим звеном остается пока производство, а затем уже наука, следовательно, если в производстве господствует случайность, то само собою, разумеется, она господствует и в науке. Наш оппонент сто раз прав, когда подтверждает этот всем известный факт; отсюда он вполне может оказаться правым и в том отношении, что Эйнштейн мог совершить открытие на основе Случайности и своей гениальности - в этом мы не спорим. Эйнштейн, действительно, мог совершить открытие случайно и на основе гениальности.

Но весь вопрос в том, - какое открытие? Вот по этому вопросу придется спорить. История говорит о том, что на основе таких факторов, какими являются «случайность» и «гениальность» могут совершаться лишь незначительные, не узловые открытия - не те, которые составляют эпоху, а, так сказать, частные и по частным вопросам, которыми полна окружающая природа.

Что касается великих открытий по узловым вопросам развития, которые не по рекламным соображениям, а по праву могут называться «великими», - такие открытия случайно не делаются. И отдельная человеческая гениальность при великих открытиях, как показывает опыт Истории, заметной роли не играет; здесь более значительную роль играет решимость бороться и сама борьба за великое открытие.

Эйнштейн не боролся за «Пространство и Время», а всего лишь их тихо созерцал, - это факт общеизвестный. После опубликования в «Анналах физики» двух статей далее все совершалось не по инициативе Эйнштейна и во многом без его участия. Герман Минковский представил специальную теорию относительности как геометрию в четырехмерном пространстве, а Марсель Гроссман обосновал математически общую теорию относительности. Лоренц и Пуанкаре, чьи работы во многом уже предвосхитили принцип относительности, отодвинулись в сторону от этого принципа, авторство целиком признали за молодым Эйнштейном:

«Что ж, Эйнштейн может себе это позволить», - с такой почтительностью отзывался Лоренц об Эйнштейне. Женевский университет, который славился медицинским, но отнюдь не физическим факультетом и в котором, кстати, даже не преподавалось курса теоретической физики, вдруг проникся особым уважением к молодому и неизвестному физику-теоретику и первым присвоил ему диплом почетного доктора.

Хотя и говорят историки, что опубликование первых работ по теории относительности не сразу принесло всеобщее признание Эйнштейну, однако это - большая историческая неправда. Именно сразу и без промедления. Более того, даже традиционный путь признания, который проходят все великие открытия в буржуазном обществе: «бред» - «вред» и т.д. - ради Эйнштейна был серьезно нарушен. Уже опубликование первых двух работ принесло одобрение и признание Эйнштейну. То, что историки называют «Ледяным молчанием» некоторых его коллег, - а всего лишь некоторая растерянность и естественное смущение добропорядочных людей, которым предстояло совершить не совсем порядочное дело: выразить свое одобрение тому, чего они не понимали.