Мераб Мамардашвили - Классический и неклассический идеалы рациональности

Теперь сделаем из этого вывод, который послужит нам в дальнейшем. Появление зазора, лежащего за необратимостью фактов, зазора, в который мы не можем выйти из какой-либо внешней системы отсчета (и в который можем лишь феноменологически сдвинуться), означает, конечно, что мы возмутили следы необратимо продействовавших взаимодействий. Именно с этим (если мы придерживаемся исключительно классических правил исследования) связана потеря объектами естественности в смысле выплеска неконтролируемых сил и процессов в этой области. Но в жизни самих объектов это означает не просто пробел нашего понимания и описания (выражающийся в нарушении аксиомы Эвдокса), но и продуктивность "непонимания", его реальную материализацию (а фактически -o нашей конечности, ибо, в смысле различения внешнего и внутреннего, мы по определению имеем дело с особыми двойными, кентаврическими объектами).

Действительно, что значит в данном случае "естественность" объектов или, наоборот, их "неконтролируемость", "потеря естественности"? Если мы вдумаемся, что значит термин "естественное" в том виде, как он сформулировался в натуральной философии XVII и. последующих веков, то мы увидим, что под "естественными силами" имеются в виду такие силы, правила конструкции которых известны и могут быть заданы и действие которых однородно и универсально прослеживаемо по точкам их проявления в пространстве и времени (при исключении всего внешнего им, трансцендентно и дискретно вторгающегося). Следовательно, "естественными" называются такие объекты, в полное описание которых мы реально можем не допустить никаких, как выразился бы Кант, инородных сил или субстанций. Иными словами-в которых нет никаких отрезков, инородных непрерывным образом организованному опыту, такому, что мы можем в нем контролировать их проявления, ни в одном пункте не встречаясь со знанием или содержанием, которое не было бы нами самими произведено. Это фундаментальное правило всякого физического наблюдения и физической теории, опыта.

В приведенном же случае мы имеем дело как раз с обратным эффектом. И в качестве свидетельства я приведу два простых, даже не примера, а выражения, которыми пользуются физики. Вот одно из них, явно нелепое, но нелепо оно, скорее, в смысле фрейдистского симптома, т.е. выражает другие, вполне серьезные вещи. Я имею в виду так называемую "свободу" или "свободу воли" электрона. Само проявление такого словосочетания, которое радикально противоречит самим основам физического мышления, есть просто симптомальное выражение того обстоятельства, о котором я говорил выше, а именно - мы не можем непрерывным образом (настолько, что даже понятие траектории теряет смысл) проследить движение электрона; и вся физическая ситуация такова, что некоторые физические процессы кажутся нам более понятными, если мы припишем электрону знание, что он якобы прикидывает, какую дырку двух решеток пройти, зная, какая из них закрыта, какая - открыта. Иначе наблюдаемый эффект представляется необъяснимым. Но этим мы допустили "свободу воли" электрона, т.е. что он может экранировать себя, осознавая свои состояния, и подсовывать нам для заключения выбранный им эффект (то, что он ведет себя "неестественно", самопроизвольным образом, означает лишь, что в смысле трансцендентального правила, не нами произведено содержание нашего знания). Тогда физику мы должны были бы строить на методе угадывания внутренних волений электрона, что явно нелепо.

Второе выражение - уже не нелепое, но просто драматическое. Оно принадлежит Эйнштейну. Рассуждая о разнице интеллектуального стиля между квантовой механикой и теорией относительности, он говорил своим оппонентам (которые придерживались вероятностной точки зрения, т.е. такой, которая физическому знанию отводит роль знания вероятности того, что мы можем узнать о физических событиях в какой-то момент времени и месте наблюдения, а не знания того, что в действительности происходит на самом деле): "Бог не играет в кости". Если вдуматься в эту фразу, то она - более изящное и грамотное выражение того, что я говорил, когда применял термин "предельный луч понимания". Ведь в классической науке физическая связь вещей - это еще и некоторый образ вынуждения пониманием, которое как бы непрерывно держит в своем луче эффект, получающийся в результате действия причинной связи. И предмет не может содержать по дороге к результату пустот. Мы как бы знаем о нем в бесконечной детализации и подразделении. Мы должны быть уверены, что если мы будем производить подразделение, детализацию, как говорит Нильс Бор, то мы в каждой точке любой детали будем обнаруживать тот же самый предмет, с тем же самым способом действия. Это означает, что между тем, что действует, и тем, что получается в результате действия, нет никакой пустоты, а есть непрерывность. А бог, играющий в кости, не знал бы ведь, какой стороной выпадает .кость. Следовательно, между определившимся выпадением кости и божественным пониманием (а "божественное понимание" есть просто метафора того, что я называл предельным пониманием или гипотетически максимально, предельно мощным интеллектом, если употребление слова "Бог" кого-нибудь смущает), прервались нить понимания, луч предельного обуславливания, на кончике которого висела в точке пересечения единственная (уникальная) физическая характеристика или определенность результирующего физического явления, состояния. Таким образом, образ "Бога, играющего в кости", т.е., с одной стороны, предельно понимающего, а с другой стороны - отделённого непроницаемым пробелом в своем понимании от своего же акта бросания костей и его результата, есть "невозможная вещь", то, что немцы красноречиво называют Unding. Но ситуацию он характеризует хорошо: пустота, в которую мы не можем зайти бесконечно дробным подразделением причинной связи в реальном пространстве и времени, окружает как раз нашу точку пересечения, когда мы растягиваем ее в какое-то измерение под эмпирическим актом опыта, под знанием как явлением. И в то же время произвольно детальное подразделение причинной структуры есть основное, фундаментальное допущение классического физического мышления.

Существенным процессом, из которого мы теперь должны извлечь следствия для проблемы рациональности в области познания сознательных и культурных явлений, и является для нас как раз тот, который мы описывали как потерю объектами "естественности", в смысле правил нашей способности объективного их познания (т.е. если в нашей картине объекта мы оставляем место для чего-то произведенного в ней совершенно инородными силами, то мы эти объекты не понимаем, они "неестественны", "мистичны", "трансцендентны", "иррациональны" и т.д.). Ибо выплеск рационально неконтролируемых сил и процессов, происходящий в зазоре этой потери, а она неминуема, если происходит указанная выше "растяжка", сам есть реальное событие, естественно-материальный ход вещей (как и "растягивание" происходит в самой действительности, а не есть только процедура анализа). В области сознательных объектов именно эта является типичной. И тогда интересные вещи развертываются в строении нашего "внутреннего" идеального универсума, в общественной жизни, в идеологии и т.д., если, конечно, учитывать (по определению сознательных объектов, в отличие от физических) независимые действия и элементарную неотделимость "сознания" в самих мировых началах, в следах необратимых взаимодействий.