Мераб Мамардашвили - Стрела познания. Набросок естественноисторической гносеологии

§ 17. В определенном плане эти формы могут быть эксплицированы как структуры сознания (предметные), то есть как особые вырезки в содержаниях, особое расположение последних. Физические реализации в мире активных предметных структур сознания, то есть в мире апперцепции субъекта, ее активной организации. Мы уже там, откуда к нам приходят, поступают определения наших состояний и наблюдаемые нами «факты», и мы там, во-первых, что-то нарушили и, во-вторых, как-то задали себя («другой мир» — это мир, среди объектов которого нет или неизвестен нам один объект — субъект с его движениями и перспективой и тем самым не выполняется закон: мы там, откуда… и так далее). Но дело в том, что реализации сознания необратимы и осознание затрачивает деятельность «квантами». Не разрушив структуру сознания, мы не можем вернуться (ср. мой «Кант). Мы не можем произвольно, усилием чистой мысли, без телесного события деструктурации вспомнить прошлое — так же как не можем подумать любое из будущего. Мы телом отгорожены и от прошлого и от будущего. И лишь строя новое тело, мы получаем свободу изменения (и снимаем себя с крючка прошлого, ибо прошлое вовсе не просто факты, а записи фактов вместе с не стираемым пониманием, а поэтому речь может идти лишь о физически сильном расшатывании и об образовании дыры для эмердженции нового сознательного опыта, но не о рассудочном, произвольном прохождении взад и вперед). Но только живое питает живое. Организмы живут друг другом, смертью или уходом один другого. Рождаемся, убив. Смерть форм высвобождает элементы. Но убиение есть зависимость, вернее, его необходимость есть зависимость. Исчезновение — условие появления. Иначе место занято. Вымершие формы (виды).

§ 18. Итак, мы телом, физически (то есть независимо от доброй воли и чистого усилия мысли) отгорожены от возможной информации и понимания. И в этом смысле последние в другом месте и в другом времени, с которыми у нас разрушены физические связи (или «сигнальные» взаимодействия), без структурации и синтеза времени мы не можем понимать. И историк знания или аналитик сознания должен иметь понятийную возможность именно так описывать процесс, иначе — мистика. Не случайно в унаследованной манере писания истории, где сам факт истории мысли парадоксален, интеллектуально непонятен и скандален (ибо если мысль — чистая воля понимания, оперирующая универсальной логикой и всеобще обозримыми содержательными аргументами, то почему же нельзя было тут же и обо всем договориться?), пришиваются два подправляющих бантика: зияющая пустота сознания, заглатывающая все новые и новые факты и укладывающая их в пирамиду по оси времени, или же «искажающие» (социальные и прочие) факторы. А уже простым переворачиванием этого получается культурно-исторический релятивизм (замкнутые цельные типы мышления) и антропологизм. Но реакция на глупость не всегда ум. Конкретно же в европейской культуре вырисовался просто нигилизм. Но эта «нечистая мысль» и есть научная мысль; никаких проблем внешних и внутренних, никакой социальной, культурной и так далее обусловленности.

§ 19. Историческая форма и историческое реальное содержание: сказанное в исторической форме есть часть содержательно возможного («содержание» в метаязыке). Должны различать историческую форму знания и ее реальное историческое содержание. Ибо в общий поток истории она включается лишь своим реальным содержанием, которое реструктурируется в моей пульсационной сфере, выражаясь новыми формами- индивидами. Связи в пульсациях. Утверждение, что «действительно, на деле было X», есть форма жизни X, возможная лишь через метасферу.

Различие реального исторического содержания и исторической формы (терминология эта неадекватна, хотя имеется в виду независимое существование формообразования — независимое от его освоения его же участниками) есть следствие того, что познания есть, прежде всего, работа «машины смысла» и множественной сверхиндивидности состояния. Преломления в зеркалах индивидов, которые устроены антропологически, психологически, социокультурно. Они самым разным образом могут представлять смысл и содержание, генезис и значение произведенной мысли. А произведена она по законам формы- индивида и его гармонии (см. § 14). Например, в философии «отчуждение» не потому, что наблюдали капиталистическое отчуждение, а потому, что эта мысль производилась мысленными неизбежностями в устройстве формы-монады. Скорее, увидели отчуждение потому, что эта мысль была (это же явление отчуждения может быть выражено и описано на совсем другом языке, не содержащем этих понятий). Следовательно, символы могут давать или не давать видеть (см. § 57 о том, что для того, чтобы воспринять, нужно было знать, в связи с диаграммой Минковского). Для таких внутренних генераций и нужно понятие исторического познавательного (трансверсального) пространства-времени, то есть для актуалгенеза. Виртуальная возможность (мысль) воспринимаемого, или ее отсутствие и поэтому не восприятие. И то и другое — структура сознания. Видеть то, чего нет [13] «Видеть, чего нет» — в смысле порождающего, генерирующего состояния, а не отражения. , или не видеть то, что есть, — одно и то же (по механизму); увидел то, чего никогда не видел (в смысле: не воспринимал физически) = увидеть то, для чего нет глаз, вообще натурального органа (ср. с определением состояния сознания в нашей «Метатеории сознания» — «не…» есть тоже состояние сознания). Ср. проблему «сумасшествия» (§ 12) и стр. 254 о предаваемой человеческой форме, также стр. 21, 237.

§ 20. Трансцендентальность или бытийность versus социальности, где содержание мысли полностью дается отношением (экономическим и тому подобное), то есть содержит представления, которые имеют источники, независимые от них самих, или которые имеют зависимое происхождение и являются состояниями, сами себя не объясняющими (отсюда пересмотр всей классической позиции сознания, начатый, очевидно, Марксом; у меня состояния будут единичностями, ни к чему далее не приводимыми и ничему ступенькой не служащими («все здесь»), различимыми мировыми субстанциональными точками; как ответ на вопрос: «Почему вообще есть многое, а не одно?»). В бытийном топос теории, лишь в разрезе которого обнаруживаются закономерности действительности versus спонтанно и принудительно надстраивающиеся упорядочения опыта, заставляющие человека зависимо (но с идеологической иллюзией автономности) функционировать. Странное тогда определение: свобода — способность преобразовывать и приводить к такому виду, чтобы продолжать прежний топос, только последний есть возможность, поэтому — изменения (аксиома: нельзя делать одно и то же), новое всегда ново. Преобразование — > развертка свернутого, упакованного (пространство развертки). В том, что задается отношением, имеет место — в силу эффекта надстройки — переворачивание последовательности и сходство с рациональным рассуждением, дедукцией (то есть с выведением из общих принципов, а не преданных интересов и желаний, на деле лишь рационализируемых) — идеологическая иллюзия. Как же теперь быть с пониманием и рациональностью? Ведь в понимании естественных явлений наукой этого не наблюдается. То есть сталкиваемся с преданными упорядочиванями опыта, отличными от трансцендентального априори, но говорящими на подобном ему языке, надстраивающимися и систематизирующимися. Но, кстати, протофизика выявляет такие упорядочения и в понимании естественных явлений (то есть apres coup иначе смотрим и на физику). То же самое в морали и личностном действии. Эффекты в нас действия машин. Должен быть независимый топос, вынесенный за пределы социального дела, исторического движения или локально прилегающих норм. Содержание «души» (ума) не должно быть уложено в судьбы мирского дела, должна быть другая конструктивная машина (или основа, сращение), конститутивная для общего изменения личности и воспроизводящая (на стороне личности) эффект морали и личностной позиции в и над потоком меняющегося и никем не контролируемого, или — в познании — эффект понимания и свободного отличия от самого себя как члена натурального инертного ряда [что мы и называем в нашем языка «личностным проявлением»: мы личности тогда, когда (вынуто из себя) являемся стороной монады, ее сущность индивидуирует нас и находится с нами в сложном структурном единстве, а это и есть дать подействовать через себя другим, большим силам (то есть в этом суть индивидуации: ее нет без усиления и амплифицирующих приставок, насадок)]. Нужно соотноситься с чем-то другим. (Отказ от самоидентификации. Свободная идентификация, идентификация с «другим» (Леви-Стросс. Структурная антропология, П, 48). Очевидно, есть иерархия «производящих бесконечность машин». Одни более бесконечно производящие, чем другие). Ср. Декарт о возможности больших и меньших бесконечностей.