Христоф Зигварт - Логика. Том 1. Учение о суждении, понятии и выводе

Так называемое частное суждение , в качестве общей формулы которого указывается «некоторые А суть В », как эмпирическое суждение о единичных вещах лишь тогда оказывается отличным от чисто множественного суждения, когда оно предназначено для того, чтобы или в противоположность общему суждению констатировать исключение , или подготовить общее суждение.

Там, где субъект должен приниматься не в эмпирическом смысле, – там частное суждение оказывается совершенно неадекватным выражением для той мысли, какую оно должно обозначать, и оно вносит путаницу в глубокое различие между эмпирическими и безусловно значимыми суждениями.

1. Традиционная логика, правда, примыкая к Аристотелю , но не в его смысле, обыкновенно противопоставляет общему суждению частное суждение, формулой которого является-де «некоторые А суть В ». Это частное суждение, как оно обычно употребляется, принадлежит к несчастнейшим и беспокойнейшим созданиям логики. Будучи совершенно неопределенным по своему точному смыслу, оно обыкновенно не совпадает с той мыслью, какую должно выражать, и скрывает ее. Обыкновенно различие между общим и частным суждением стараются, правда, выяснить при помощи того соображения, что в первом понятии субъекта берется соответственно всему своему объему, во втором – только соответственно части своего объема (έν μέρε1). Это различение – допуская отношение объема к совокупности отдельных индивидуумов – подходит там, где предполагается, что мы знаем весь объем и поэтому также все части объема действительно даны нам. И для аристотелевского рассмотрения природы, которое исходит из того, что в неизменных формах природы осуществлена и неустанно осуществляется целая система вполне определенных и неизменяющихся понятий и что наше эмпирическое познание обозревает эту реализацию во всех его существенных различиях, – для Аристотеля это различение общего и частного суждения было тем более рациональным, что в действительности он применял его лишь в тех направлениях, в каких оно является правомерным. Но когда позднейшая логика, которая движется только в отношениях между понятиями и совершенно отвлекается от реального осуществления понятия, все же принимает аристотелевское различение и пользуется его формулами, к тому еще в плохом переводе, то отсюда получается целая куча нелепостей, и обычное учение оказывается совершенно ложным, если понимать его в обычном, буквальном смысле.

2. Множественное число формулы «некоторые А суть В », которой обыкновенно переводят аристотелевской τινί ύπάρχειν μή παντί ύπάρχειν, имеет смысл лишь в том случае, если оно разумеет нечто единичное, определенное и поэтому исчислимое; если, следовательно, оно предполагает описательное суждение, которое трактует о действительно существующем (как ведь и у Канта частному суждению соответствует категория множества). И если частное суждение должно противостоять общему, то множественное число равным образом имеет смысл лишь тогда, когда предполагается, что всякая часть объема понятия все же содержит уже в себе множество индивидуумов, – тогда как нельзя все же понять, почему один индивидуум точно так же не должен уже образовать часть объема понятия.

Первое правильно во всех тех случаях, когда эмпирически общему суждению противостоит частное суждение – «все планеты движутся по эллипсам», «некоторые планеты имеют луны». Но там, где речь идет об абстрактных субъектах, объем которых состоит не во множестве вещей, – там формула эта покидает нас на произвол судьбы или следует говорить: «некоторые добродетели суть справедливость» или «некоторая добродетель есть справедливость?», «некоторая любовь есть безрассудная любовь», но тогда у нас нет даже множественного числа. Ведь уже в тех случаях, когда счет не является противным здравому смыслу, множественное число сдвигает ту почву, на какой стоит суждение. «Некоторые параллелограммы имеют равные диагонали», «некоторые конические сечения суть параболы» – это кажется уже странным с точки зрения геометрии. Ведь последняя не мыслит свои построения распространенными в мире во множестве экземпляров, чтобы говорить о них так же, как говорят о некоторых кошках, которые имеют голубые глаза, и о некоторых четвероногих, которые могут летать. Общее суждение «все параллелограммы делятся диагональю на совпадающие треугольники», «все конические сечения суть кривые второй степени» так еще можно сказать, ибо «все», употребленное в безусловном смысле, само собою выходит за пределы эмпирически известного. Но это преимущество не составляет удела частного суждения, которое необходимо замыкает мысль в круг единичного. Ή χατά μέρος εις αϊσθησιν τελευτά.

Но во втором отношении обыкновенное множественное число оказывается ложным и вводит в заблуждение: «человек безгрешен» в такой же степени является частным чуждением, как это было бы с суждением «некоторые люди безгрешны», как ведь и Аристотель все своего τις άνθρωπος λευχός включил вместе с тем единственное число. Гербарт (Einl. § 62) совершенно правильно исправляет в этом отношении обычное учение.

3. Когда суждения вида « А есть В » или «некоторые А суть В » являются описательными, выросшими в эмпирической области, то, по-видимому, они не обладают никаким иным значением, кроме того, чтобы высказывать определенный предикат относительно одного или нескольких субъектов, которые названы только не по отдельности, а обозначены неопределенно, при помощи общего слова. Множественные суждения, по-видимому, могут играть лишь роль ряда единичных суждений, так как числовое определение здесь не подчеркнуто.

И все же в суждении «некоторые люди смешивают красное и зеленое» указано еще нечто иное, чем в союзном суждении «Иван и Петр и Павел смешивают красное и зеленое». В то время как «Иван и Петр и Павел» обозначаются как «некоторые люди», индивидуальная определенность высказывания, правда, утрачивается. Но благодаря обозначению посредством общего имени они ставятся ко всей совокупности людей в такое отношение, которое побуждает к сравнению, и суждение разумеет и указывает на это посредством неопределенного обозначения субъектов, что такие, которые в качестве людей сходны со всеми другими, в этом отношении отличны от других и имеют в себе нечто особенное; что вопреки предположенному сходству в ощущении цветов имеются различия.

Благодаря этому намерению подчеркнуть различия и исключения, множественное суждение становится частным. Но ясно, что цель эта одинаково хорошо достигается при помощи единичного суждения, раз его субъект обозначается не собственным именем, а общим именем. «Есть комета, которая разделилась надвое» есть уже частное суждение в этом смысле.