Коллектив авторов - Философия в систематическом изложении (сборник)

Не иначе обстоит дело и в области исторических наук. Историческая и филологическая науки работали неустанно и добились больших результатов, но разве они хоть где-нибудь дошли до конца? Разве они хоть в одном каком-либо пункте привели к безусловно надежным, неоспоримым и не вызывавшим возражений выводам? Возьмем библейскую критику, или гомеровский вопрос, или такой сравнительно совсем неважный вопрос, как история развития кантовской философии в духе ее творца, – нигде не достигнута цель создания полной и ясной картины, всюду длится спор; всюду приходится в конце концов признаваться, что духовные течения берут свое начало в неприступных глубинах жизни – жизни исторической и жизни индивидуальной. Тот, кому течение Рейна было бы известно только от Боденского озера или даже от Кобленца, все-таки знал бы о нем больше, чем мы знаем о происхождении религии Израиля или об источниках гомеровской поэзии.

Вот каково настроение современности или по крайней мере преобладающая черта его: надежда осветить действительность до самого основания при помощи точного исследования оказалась несостоятельной; наука нигде не ведет к корню вещей, нигде – ни в самом малом, ни в самом большом. И если миросозерцание должно покоиться исключительно на точной науке, то мы навсегда должны отказаться от мысли иметь таковое.

Этим настроением объясняется ныне вновь замечаемое усиление религиозной потребности, которая находит удовлетворение в вере, будь то церковная вера, которая при этой недостоверности всех вещей ищет спасения в авторитете, в том, quod semper, quod ubique, quod ab omnibus , или же субъективная вера на протестантский лад, которая привносит в действительность чаяния и требования собственного духа. Этим же настроением питается и оживающее ныне влечение к философии. Люди задаются такого рода вопросом: быть может, в конце концов философия, столь долго находившаяся в пренебрежении и вызывавшая лишь насмешки, все-таки может и должна дать то, без чего долго никак не может обойтись человеческий дух, а именно ответ на последние вопросы действительности и жизни, если не в форме необходимых положений или вечных истин, как полагала старая метафизика, так хоть в виде возможных и приемлемых воззрений, в виде «разумных мыслей»?

Так постепенно вновь ожила субъективная потребность в философском умозрении, самонадеянность и чрезмерность которого привели однажды к реакции в направлении позитивизма и точности, выразившейся в середине прошлого столетия в пренебрежительном отношении к философии, в погоне за простыми слепыми фактами. Вера в возможность и необходимость мышления, выходящего за пределы отдельных наук и их исследования и возвышающегося до всеобщего, ныне вновь живет и проявляется как творческая сила в жизни современности. И более всего, пожалуй, замечательно то, что это стремление проявляется также и в сферах научного исследования: науки сами по себе всюду обращаются к философии; в естествознании и в математике, в биологии и в истории, в юриспруденции и в теологии – везде ставятся вопросы о собственных последних предпосылках и целях, везде стараются в возможных мыслях охватить целое и связь вещей. Сомнение и недоумение или замешательство, таким образом, опять оказываются теми субъективными движущими силами, которые приводят к философствованию.

В заключение этих вводных замечаний я укажу еще в нескольких словах и на объективную , независящую от временных обстоятельств, необходимость такой первой, или последней, науки – «универсальной науки», какой всегда хотела быть философия. Эта необходимость выясняется именно, если исходить из отдельных наук, которые по позивистическому воззрению должны были вытеснить и заменить философию.

Отдельные науки не относятся безразлично друг к другу; они образуют единство, прежде всего логическое единство, по понятию своему. Тем самым уже поставлена задача, указывающая на знание, стоящее выше отдельных знаний, на всеобщую науку – науку о сущности знания вообще или о понятии науки. К этому тесно примыкает вторая задача: расчленение системы наук. Теория науки , эпистемология, как выражаются англичане, – вот как, по сути, следовало бы называть науку, которую у нас общепринято называть логикой и теорией познания .

Но науки образуют единство не только логическое, но и предметное : предмет наук, действительность, представляет единство, или, выражаясь осторожнее, факты, которыми занимаются отдельные науки, связаны между собой и, по-видимому, указывают на единую связь, объемлющую всю действительность целиком. В мире нет ничего изолированного, все находится в более или менее близкой связи со всем. Это реальное отношение отражается и в отношении наук друг к другу; всякая наука предполагает в конце концов все прочие науки и хотя бы случайно пользуется их содействием. Линии раздела между науками проведены, в сущности, только из-за субъективной потребности, из-за потребности очертить себе при разделении труда свою собственную рабочую область; они отнюдь не являются трещинами, имеющимися в самой действительности и лишающими ее внутренней цельности. Таким образом, и здесь возникает потребность в науке, которая ставит себе задачей исследовать общие принципы всего сущего и общие отношения всего действительного. Метафизика есть традиционное название этой науки, объектом которой является действительное вообще, «сущее, поскольку оно есть сущее», будь то до его распределения между отдельными науками или после его обработки ими. Главными проблемами этой науки являются: во-первых, вопрос о природе или сущности действительного вообще, онтологическая проблема, и, во-вторых, вопрос о природе отношений всех элементов действительности друг к другу и к целому, космологическая проблема.

Из такого вывода философии само собой явствует, что связь ее с отдельными науками остается самой тесной. Теория науки и метафизика предполагают отдельные науки: первая – как предмет свой, вторая – как отдельные исследования, результатами которых она пользуется и которыми ей иначе пришлось бы самой заниматься, как она это и делала в прежнее время в очень широком объеме. Итак, философия, в сущности, есть не что иное, как всегда предполагаемое и отыскиваемое единство всего научного познания – по форме и по содержанию.

В беседе с одним богато одаренным человеком мне случилось недавно выслушать от него сравнение отношения философии к отдельным наукам с положением дирижера в оркестре: задачей философии является сочетать работу отдельных наук в созвучие, чтобы голос каждой из них был слышен на своем месте, чтобы ни один голос не выдвигался чрезмерно и не был также заглушаем другими. Прекрасное сравнение, которое, разумеется, как и всякое сравнение, не следует понимать слишком точно. Первоначально философ (вспомним, например, Аристотеля) был вместе с тем и композитором, сочинявшим партитуру. Теперь роль его все больше ограничивается указанной согласующей и выравнивающей деятельностью; вернее даже: так как теперь вообще нет композитора, творца произведения, а посему нет и единого текста (каждый инструмент наигрывает свой собственный мотив по собственному такту), то из весьма неприятной роли дирижера в этом концерте (Гегель был последний, который стремился к дирижерской палочке) философ перешел на роль референта или истолкователя. В этот хаос, который называется работой науки и составляется из звуков, издаваемых массой своенравных музыкантов, он после уже стремится внести или открыть в нем хотя бы некоторое созвучие, покоющееся, по-видимому, на предустановленной гармонии человеческой интеллигентности. Сравнение с «концертом» оправдывается и потому еще, что то выделяется одна группа звуков, то другая; так, в XVII и XVIII столетиях сильнее всего звучала математическая физика, в XIX веке – философия и история, а в недавнее время – биология. Задачей нашего воображаемого капельмейстера, дирижирующего как бы a parte post , является поэтому забота о том, чтобы общее впечатление не заглушало ни одного отдельного звука, а это в настоящее время сводится, собственно, к тому, чтобы под громовые звуки, издаваемые естественными науками, философия сама распознавала более мягкие и тихие звуки наук о духе и стремилась обратить на них и внимание слушателей.