Анжела Мальцева - Введение в философию желания

Спиноза говорит о желании как о реальности, как об активно утверждаемой и творимой реальности, а не знаке или указании на реальность: «Душа переходит к большему или меньшему совершенству тогда, когда ей случается утверждать о своем теле что-нибудь такое, что заключает в себе более или менее реальности, чем прежде» (там же, с. 138).

Анализ концепции Спинозы позволяет заключить, что философ субстанциализирует желание.Желание – объективная реальность, с которой следует считаться. Вообще, Спиноза исходит из идеи невозможности устранения законов природы. Поэтому разум не может требовать ничего, что было бы противным природе (см. здесь и далее: «Этика», с. 537, 586). Над природой господствуют, повинуясь ей. Спиноза советует ограничить наиболее слепые, бурные и потому опасные для человека аффекты через познание их механики (с. 610). «Слепые аффекты» можно и нужно подчинить более мощным «благотворным аффектам». Тогда, в полном соответствии с законами природы, произойдет перестройка взаимоотношений между аффектами, и доминирующую роль среди них станут играть те, которые возвышают и освобождают человека. Высшим и самым благодетельным среди аффектов, согласно теореме четвертой части «Этики», – является «познание», т. е. совокупность идей удовольствия или неудовольствия, ясно осознаваемых нами (с. 531).

Такая трактовка познания преследует несколько целей. В соответствии с рационализмом Спинозы, телесно-чувственное (удовольствие) и мыслительное (идея, осознание, этого удовольствия) рассматриваются как две стороны одного и того же состояния. Кроме того, имеется в виду, что осознание удовольствия само есть удовольствие, но более высокого ранга. Познание есть высший аффект. Оно радостно для сильного ума, значит оно обладает могучим воздействием. Наконец, само аффективное содержание познания есть идея, т. е. высший аффект рационален, а аффекты низшие отличаются от него разными степенями развития в них рационального, что и позволяет аффектам бороться друг с другом, а философу рассматривать их борьбу как столкновение идей (понятий).

Познание, согласно иносказанию Спинозы, есть «соединение с богом». Причиной познавательного аффекта в конечном счете следует считать именно Бога, т. е. субстанцию, а значит наиболее сильную из всех причин. Поэтому этот аффект столь возвышает человеческий ум и радостен для него. Спиноза тесно связывает воедино познание и эмоции. Познавательная деятельность должна быть по самой сути своей аффективно приподнятой, страстной. А сознание того, что наш ум связывается со всей природой и приобщается через «бесконечный интеллект» к ее «вечности», наполняет нас ликованием. Познание освобождает от более низких и разрушительных страстей, отрешает от страха смерти. «Человек свободный, – гласит 67 теорема пятой части «Этики», – ни о чем так мало не думает, как о смерти, и его мудрость состоит в размышлении не о смерти, а о жизни» (с. 576).

Чем более развивается процесс познания природы, тем больший пробуждается интерес и тем более мы «любим» природу, познание которой укрепляет наши силы, помогает стойко выносить жизненные испытания, успокаивает печаль и ненависть. Познавательную страсть, стремление к полному постижению природы Спиноза называет «интеллектуальной любовью к богу» (с. 600, 610).

Хотя субстанция и способна «быть благодарной» тем, кто познает ее глубинные законы и сознательно подчиняется им, все же нельзя сказать, что «бог» Спинозы – личность.

По мысли Спинозы, познание приносит самую большую пользу людям, и потому оно есть наивысшее благо и добродетель. Разумная жизнь единственно счастливая, а значит добродетельная. Аффект любознательности, свойственный разумной жизни и выливающийся в интеллектуальную любовь к богу, несравненно выше самоограниченного индивидуального эгоизма и соответствует глубочайшим связям субстанции с ее модусами.

Познание – трудный и долгий процесс. Интеллектуальную любовь к богу не реализуется полностью интуитивным постижением сущности субстанции. Спиноза убежден, что для достижения свободы нужна не только интуиция, но и рассудок. Необходимо не только постичь факт вечности и мощи субстанции, но и приобрести знание о ее модальных связях. Чем больше адекватных идей мы имеем, тем больше у нас твердости духа, мужества, радости, великодушия и симпатии к людям. Но только полное познание natura naturata, тяготеющее в финале к слиянию с познанием natura naturans, гарантирует тотальное переживание, осознание и реализацию свободы, при которой необходимость действительно превращается в свою противоположность.

Но активность – это свойство аффектов, значит, этическая концепция Спинозы не может согласиться со стоицизмом, а тем более со средневековым христианством, поощрявшими не использовать аффекты, а решительно побеждать их и даже искоренять. Расхождение его со стоиками видно уже из того, что голландский мыслитель противопоставил один из аффектов (а именно познание) остальным как очищающий и укрепляющий душу. Теперь ценность аффективного содержания души возвышается в силу присущей ей активности. Уже Эпикур приближался к диалектике пассивности и активности эмоциональной жизни человека, но еще более близок к ней Спиноза, признавший, что страсти не только вредны, но и бывают полезны. С этим связана умеренно-гедонистская программа жизненного поведения, которую Спиноза противополагает аскетизму, противоестественному и вредному для человека.

Волевую активность Спиноза не считает особой деятельностью человеческого духа и сводит ее к настойчивой последовательности идей, после чего истолкование мышления как аффективной деятельности становится буквально всеобъемлющей интерпретацией явлений психики.

Сознательная воля – такой же аффект, как и спонтанное желание; она есть идея познающего желания (с. 139, 180, 314) или аффект утверждения и отрицания идеи (с. 446, 448, 533), как полагал еще Декарт. Чем более уверенно наша воля диктует действия, тем более она разумна и опирается на выводы разума. Чем более истинна, ясна идея разума, тем более активно она утверждается, а значит проникнута волевым усилием.

Вообще любые аффекты есть «идеи состояний тела», но соответствуя этим состояниям, они в то же время есть «модусы атрибута мышления». Конечно, аффекты кое-что теряют от своей активности, уподобляясь идеям (понятиям), но мысли (идеи) делаются более активными, уподобляясь аффектам, и хотя не все идеи приходится считать вполне сознательными, зато все аффекты приобретают в принципе возможность быть преображенными разумной целью. Соединение их активности с рациональностью усиливает человека и открывает перед ним возвышающую его перспективу: если низшие аффекты, очень зависимые от телесного состояния человека, связаны со спутанными идеями и, бурно волнуя нас, дезорганизуют их еще больше, принося беды и страдания, то высшие аффекты в принципе не отличаются от интеллекта и еще больше развивают его способность управлять всей эмоциональной сферой человеческой жизни. Победа познания над страстями есть победа наиболее ясной (истинной) идеи над идеями смутными (менее истинными), означающая превращение последних в более ясные и подчиняющиеся поэтому рациональному руководству идеи (с. 592).