Анжела Мальцева - Введение в философию желания

Гармония в понимании французского философа допускает отклонения, поскольку, – как он пишет, – «каждый вид, даже каждый индивид, сохраняет от целостности жизненного импульса только некий порыв и стремится использовать эту энергию в собственных интересах» (с. 118). Гармония проявляется более в тенденциях, нежели в состояниях, она обнаруживается «скорее позади, чем впереди», в «тождестве импульса, а не в общем стремлении» (к цели) (там же). Творчество, – по мысли Бергсона, – ни в коем случае нельзя определять как отрицание. Именно «творческость» желания позволяет следующей за ним реальности превзойти самое себя.

Жизнь есть по Бергсону продолжение одного и того же порыва, разделившегося между расходящимися линиями эволюции. Жизнь – тенденция, сущность которой – развитие «в форме пучка». Самим своим ростом она создает «расходящиеся линии», между которыми и разделяется жизненный порыв. При этом изначальная гармония как бы убывает. Будущее жизни выходит за пределы ее настоящего, так как жизнь есть творчество, в процессе которого она постепенно создает не только формы жизни, но и «идеи, позволяющие интеллекту постичь ее, и понятия, в которых она может быть изложена». То же самое можно сказать и о человеке, будущее которого выходит за пределы его настоящего, так как он наделен способностью выбирать себя: «Путь, проходимый нами во времени, усеян обломками всего, чем мы начинали быть, чем мы могли бы стать» (с. 145).

Бергсон считает, что в глубине жизни существует «усилие», направленное на то, чтобы «прививать к необходимости физических сил возможно большую сумму неопределенности». При этом «все происходит так, как будто бы усилие имело своей целью лишь наилучшее использование предсуществовавшей энергии, которую оно находит в своем распоряжении» (с. 154). Остановимся на этом моменте в рассуждениях французского философа. Он вносит некую двусмысленность в определение изначального жизненного порыва. Оказывается, что есть «предсуществовавшая энергия», физические силы, которыми распоряжается «порыв» или «усилие». Если в «исходной точке» существовала полная гармония, тогда что же заставило «порыв» раздваиваться на линию «накопления энергии» (растения) и линию «растраты энергии» (животные)? Почему «растительное оцепенение», «инстинкт» и «интеллект», которые в изначальном жизненном импульсе совпадали, по мере своего роста разделились, представляя теперь собой не три последовательные ступени развития одной и той же тенденции, отличающиеся между собой в интенсивности или степени , но три отличные по своей природе расходящиеся направления одной деятельности? По-видимому, ответ следует искать в производимом французским философом противопоставлении «жизни в целом», которая является подвижностью и непрерывным творчеством, – ее «частным проявлениям», которые приобретают подвижность «лишь поневоле и постоянно отстают от нее». Предлагается образ эволюционного развития жизни: «Эволюция в целом совершается, насколько это возможно, по прямой линии, каждая частная эволюция – процесс круговой. Как облака пыли, поднятые струею ветра, живые существа вращаются вокруг себя, увлекаемые великим дуновением жизни» (с. 157). Таким образом, Бергсон различает акт, путем которого жизнь идет к созданию новой формы, и акт, в котором эта форма обрисовывается. Перед нами различные и часто противодействующие движения внутри одного процесса. И хотя речь у Бергсона идет о распадении единого порыва на «линию» растений, «линию» животных и «линию» человека, очень важным представляется то, что порыв вообще , творческий акт как таковой представлен как конфликтили даже противоречие.

Действительно, каждому человеку знакома ситуация, когда общее желание блага противоречит какому-то конкретному «здесь и теперь» желанию блага. Общее желание человека (желание в широком смысле, желание как качество личности и один из главнейших признаков целостности человека) всегда направлено на благо. Но ведь и всякое конкретное желание нацеливает человека на благо. В философии обычно противоречивость и нелогичность желаний принимают как не требующий объяснения факт. Так, современный американский философ Джон Сёрл считает, что именно это и отличает желание от намерения: человек может испытывать одновременно несколько несопоставимых желаний, и это не основание считать его нерациональным агентом, но невозможно иметь два или более противоречащих друг другу намерения. Нельзя одновременно намереваться х и намереваться не- х , но можно одновременно желать, чтобы х и желать, чтобы не- х . Дело, по-видимому, в том, что наличие одновременных «желания, чтобы х » и «желания, чтобы не- х » – признак неразвитости способности желать или признак отсутствия полноценного желания. Существует определенная зависимость между неполнотой желания и незрелостью личности.

Функцией жизни является «внедрение в материю неопределенности». Эволюция жизни ведет ко все большему накоплению неопределенности, которая понимается Бергсоном не как хаотичность и неорганизованность, но как отсутствие данного заранее плана , что создает свободу выбора и подлинного творчества.

В организме жизнь проявляется как определенное усилие , нацеленное на то, чтобы добиться чего-то от неорганизованной материи, при этом инстинкт и интеллект, эти две «формы психической деятельности» представляют собой два различных «метода действия на инертную материю» (с. 167–175). По сравнению с инстинктом интеллект, по мысли Бергсона, – орудие несовершенное, его можно получить лишь «ценой усилия». Им почти всегда трудно пользоваться. Но, «созданное из неорганизованной материи, это орудие может принимать любую форму, служить для какого угодно употребления, выводить живое существо из всякого вновь возникающего затруднения и увеличивать безгранично его возможности. Уступая природному орудию при удовлетворении непосредственных потребностей, оно имеет перед ним тем больше преимуществ, чем менее насущна потребность. В особенности же оно влияет на природу создавшего его существа, ибо, призывая его к выполнению новой функции, оно дарует ему, так сказать, более богатую организацию, будучи искусственным органом, продолжающим естественный организм. Для каждой удовлетворяемой им потребности оно создает новую потребность, и, таким образом, не «замыкая», в отличие от инстинкта, круг действия, в котором животное должно двигаться автоматически, оно открывает этой деятельности безграничное поле, толкая ее все дальше и дальше и делая ее все более и более свободной» (с. 213–214) (подчеркнуто мною – А.М. ). Интересно, что работа интеллекта заключается в создании новых потребностей. Судя по тому, что вновь созданные потребности четко отделяются от «непосредственных» и «данных природой» потребностей, можно сказать, что здесь речь идет все же о желаниях. Не различение желаний и потребностей мешает Бергсону провести четкую грань между инстинктом и интеллектом.