Анжела Мальцева - Введение в философию желания

Но к какому «способу психической деятельности» (как называет интеллект и инстинкт Бергсон) может быть отнесено желание? По всей видимости, желание занимает «срединное» положение между интеллектом и инстинктом. Если воспользоваться тем, как Бергсон различает инстинкт и интеллект, то можно сказать, что желание роднит с интеллектом то, что, благодаря и тому, и другому, человек обретает возможность бесконечного творчества и свободы. Интеллекту никогда не обеспечен непосредственный успех, его работа, в отличие от инстинкта, создает ситуации риска. То же самое можно сказать и о желании. Если интеллект направлен скорее к сознанию, а инстинкт – к бессознательному, то желание и сознательно (у него есть своя логика), и бессознательно (нельзя приказать желанию или заставить себя желать). В двойственности природы желания – его ценность как хранителя единства и целостности человека. Бергсон везде на протяжении своей работы говорит о необходимости возвращения человеку утраченной целостности, поэтому призыв философа доверять интуиции и гармонизировать интеллект инстинктом может быть прочитан, как призыв доверять желанию и развивать способность желать.

Инстинкт есть «врожденное знание вещи», интеллект – «способность фабриковать неорганизованные, то есть искусственные орудия». Двойственное по природе желание всегда знает «за нас» и «лучше нас», что составляет наше счастье и благо, но оно при этом способно творить новые миры. И все же желание ближе по смыслу к интеллекту: «С того дня, как интеллект, размышляя о своих действиях, начинает рассматривать себя как созидателя идей, как способность получать представление в целом, нет больше предмета, идею которого он не хотел бы иметь, пусть даже этот предмет и не связан непосредственно с практическим действием. Вот почему мы говорили, что существуют вещи, которые только интеллект может искать. В самом деле, лишь он один заинтересован в теории. И его теория желала бы охватить не только неорганизованную материю, с которой он естественным образом связан, но также жизнь и мышление» (с. 239). «Размышляющий интеллект – это такой, который, помимо практически полезного усилия, имеет еще излишек силы для иных затрат» (с. 231). Здесь Бергсон обнаруживает проблему.«Есть вещи, – говорит он, – которые способен искать только интеллект, но сам он никогда их не найдет. Их мог бы найти только инстинкт, но он никогда не будет их искать» (с. 224). На протяжении всей работы Бергсон стремится обосновать этот вывод. Речь идет о радикальной несовместимости интеллекта с инстинктом и о невозможности для первого вобрать в себя второй.

В главе «О значении жизни» Бергсон говорит о необходимости сопровождения науки философией, чтобы «научная истина дополнялась познанием другого рода, которое можно назвать метафизическим» (с. 231). Что же это за «метафизическое познание»? Это познание, которое одновременно и наиболее отделено от внешнего и наименее проникнуто интеллектуальностью. Бергсон предлагает «поискать в глубине самих себя такой пункт, где мы более всего чувствуем, что находимся внутри нашей собственной жизни». «Резким усилием личности» (личности!) мы погрузимся тогда в чистую длительность. Но что будет двигать нас в этой чистой длительности? Воля? А может быть желание? Приводимый далее отрывок дает нам все основания узнать в «корабле», «плывущем» по «морю длительности» именно желание – «острие, прокалывающее будущее»: «Чем больше мы осознаем наше движение вперед в чистой длительности, тем больше чувствуем взаимопроникновение различных частей нашего существа («материальной» и «интеллектуальной») и сосредоточение всей нашей личности в одной точке, или, вернее, на одном острие, которое вдвигается в будущее, беспрерывно его разрезая. В этом и состоит свободная жизнь и свободное действие» (с. 238). В «точке» желания материальное и интеллектуальное взаимопроникают. Наше предположение становится еще более основательным после того, как мы узнаем о том, что «физическое – это просто перевернутое психическое», что, в свою очередь, объясняет, почему дух «так свободно чувствует себя и так естественно вращается в пространстве» (с. 239–241).

Бергсон устанавливает факт существования особого отношения между «протяжением» (extension) и «напряжением» (distension). Порядок, по Бергсону, – определенное согласие между субъектом и объектом, или «дух, находящий себя в вещах». Дух может развиваться в двух противоположных направлениях. Когда он следует своему «естественному направлению» – тогда это будет развитие «в форме напряжения», непрерывного творчества, свободной деятельности. Когда дух «поворачивает назад», перед нами развитие «в форме протяжения», развитие по типу «геометрического механизма». Но и первый, и второй путь – пути порядка. «Первый род порядка есть порядок жизненный или исходящий от воли, в противоположность второму порядку инерции и автоматизма» (с. 250–258). Если желание – творчество, тогда его следует отнести к порядку в форме напряжения. Желание – не хаос, но порядок. Бергсон говорит о том, что истоки или «резервуары» энергии следует искать не в пространстве, как делает физик, а в психическом, так как всякое протяжение – «перерыв в напряжении» (с. 264). Бергсон заходит так далеко, что говорит: «Не существует вещей; есть только действия» (с. 276).

Бог поэтому – «беспрерывное выбрасыванье струй», он «не имеет ничего законченного; он есть непрекращающаяся жизнь, действие, свобода» (с. 280). Поэтому всякое свободное действие будет творчеством. Более того, «жизненный порыв состоит по существу в потребности творчества. Он не может творить без ограничения, потому что он сталкивается с материей, то есть с движением, обратным его собственному. Но он завладевает этой материей, которая есть сама необходимость, и стремится ввести в нее возможно большую сумму неопределенности и свободы» (с. 294). Вот еще одно важное определение воли: «Воля в одних случаях используется для того, чтобы формировать сам механизм, в других чтобы выбирать механизмы, пускающие его в ход, способ их взаимного согласования, момент самого запуска» (с. 301). Здесь прямо жизненный порыв назван волей, осуществляющей различные функции. Воля (или «жизненный порыв») отвечает и за постепенное накопление энергии, и за «отведение ее по гибким каналам в разнообразных и не поддающихся определению направлениях, ведущих к свободным актам» (с. 304–306).

В самом порыве Бергсон видит всегда действующее противоречие : «Повсюду тенденция к индивидуализации встречает противодействие со стороны противоположной и дополнительной тенденции к ассоциации, а в то же время ею и довершается, как будто множественное единство жизни, увлекаемое в направлении множественности, делает тем большее усилие, чтобы сжаться в самом себе». «Жизненный порыв не является ни чистым единством, ни чистой множественностью; и если материя, с которой он сообщается, вынуждает его выбирать одно из двух, этот выбор никогда не будет окончательным: он будет бесконечно перескакивать с одного на другое» (с. 310, с. 312).