Андре Конт-Спонвиль - Малый трактат о великих добродетелях, или Как пользоваться философией в повседневной жизни

Есть мужчина и женщина. Они любят друг друга и желают друг друга. Так чего же, о великие боги, им не хватает, когда они занимаются любовью? Каждому – другого? Да нет же, вот он, здесь, только руку протяни. Оргазма? Тоже нет, потому что желают они вовсе не оргазма, потому что оргазм рано или поздно наступит, потому что им хорошо уже оттого, что они желают друг друга, потому что заниматься любовью – это удовольствие! Да, в желании присутствует напряжение, требующее разрядки. Но это скорее напряжение силы, а не тоски, это радостное, позитивное, жизненное напряжение, не имеющее ничего общего с фрустрацией, это опыт своего могущества и полноты бытия. Они живые! Они здесь и сейчас. Они наслаждаются друг другом – в настоящем. Истина заключается в том, что нет ничего, чего бы им не хватало, и именно поэтому им так хорошо и они так счастливы. В любви, когда она совершается по любви, есть нечто невообразимо сильное. Любовники наслаждаются друг другом и своим желанием, они наслаждаются своей любовью, и их желание – совершенно иной природы, потому что оно ни по чему не тоскует. Эта любовь – тоже иной природы, потому что это – счастливая любовь. Тот факт, что обе эти любви иногда могут смешиваться, о чем каждый знает из собственного опыта, лишь подтверждает то, что они различаются между собой. Есть любовь, которую принимаешь, – это страсть; есть любовь, которую отдаешь, – это действие. Разве эрекция может быть недостатком? И кто сказал, что любая любовь должна быть мукой?

Примеры можно множить и множить. Отец, говорил Сократ, становится отцом, только когда у него появляется сын. Хорошо. Но это также значит, что отец любит сына, хотя он у него уже есть! Да, он любил его как бы заранее, когда у него еще не было ребенка, во всяком случае, такое вполне возможно: он мечтал о сыне, надеялся, что у него родится сын, может, даже страдал от своей бездетности, одним словом, любил ребенка, которого у него не было, и испытывал родительскую страсть – разновидность любви, которой правит Эрот. Это была воображаемая любовь к воображаемому объекту. Он любил ребенка, о котором мечтал, так что это была не любовь, а мечта о любви. Счастливая мечта, если есть надежда на ее осуществление, и довольно болезненная, если она слишком долго не сбывается. Сколько страданий и разочарований, если ребенка все нет и нет! Но вот он родился, вот он, здесь, рядом. Что ж теперь, перестать его любить, раз больше нельзя о нем мечтать? Такое, конечно, тоже случается, но все-таки это далеко не рядовой случай. Большинство отцов скорее начинают учиться любить его по-другому, по-настоящему, то есть таким, какой он есть; наблюдают, как он растет и меняется, и им и в голову не приходит страдать оттого, что больше не надо о нем тосковать. Они переходят от воображаемой любви к любви реальной, и этот процесс никогда не кончается. Всем родителям известно, как это трудно и необходимо, что не бывает любви (реальной) без некоторой доли скорби (по воображаемому) и что на самом деле это даже не переход от одного к другому, от воображаемого ребенка к реальному, потому что обе эти любви смешиваются, добавляясь одна к другой, но никогда не сливаясь воедино. Ведь воображение никуда не девается. И тоска по чему-то несбыточному тоже. От Платона с Эротом не так просто освободиться. Отец, как и любой другой человек, желает «иметь также и в будущем» (по выражению Платона) то, что имеет в настоящем: следовательно, он желает того, чего у него нет (поскольку будущего нет по определению) и по чему он тоскует. Он желает, чтобы его ребенок соответствовал тому образу, который он себе вообразил (хотя ребенку нет до этого никакого дела), но главное, он желает, чтобы его ребенок жил, Господи Боже, чтобы только он жил! Отец раздираем страхом и потрясаем страстями: это Эрот вцепился в него и не отпускает. Где вы видели отцов, которые не боятся за своих детей и не надеются на лучшую жизнь для них? Но точно так же очевидно, что любовь этим не ограничивается, мало того, это далеко не самая лучшая ее часть – не самая живая, не самая подлинная, не самая свободная и не самая счастливая. Бедный отец, бедная любовь! И бедный сын! Бедный, если любит только будущего сына, иными словами, сына, которого смерть в любую минуту может у него отнять, да что там может, уже отнимает, потому что этого будущего сына еще не существует, он весь – мечта и небытие, сын страха, похожий на зияющую дыру в бытии. И это вечное чувство тревоги, и комок в горле, и внезапное желание плакать… Повторим еще раз: да, такая любовь существует – страстная любовь отца к сыну, вместе со всем своим багажом надежд и страхов, которая держит его в клетке и рискует засадить туда же и сына, отдавая обоих на растерзание страхам, воображению и небытию. Такая любовь существует, но не только такая. Отец может любить ребенка таким, какой он есть, настоящего, сегодняшнего, живого, против которого бессильны смерть, страх и небытие, самая хрупкость которого несет в себе нечто неразрушимое и вечное, несмотря на смерть, несмотря на время. В нем есть нечто абсолютно простое и абсолютно живое, и эта простота удивительным образом успокаивает отца и наполняет его сердце радостью.

Что противопоставить страху? Реальность. Тоске? Радость. Это тоже любовь, но уже не Эрот. А что же?

Или наши взаимоотношения с друзьями. Какой ужас, если бы мы могли любить только отсутствующих друзей! На самом деле истинно как раз обратное, и этим дружба разительно отличается от страсти: в ней нет ни следа тоски, страха, ревности и страдания. Мы любим тех друзей, которые у нас есть, любим их такими, какие они есть. Платон по поводу дружбы не написал ничего стоящего, и это не случайно. Зато Аристотель оставил две великолепные книги, составившие «Никомахову этику». Каков ее основной смысл? Тот, что без дружбы жизнь была бы ошибкой. Что дружба – условие счастья, убежище против горя, что она одновременно полезна, приятна и добра. Что она «желательна сама по себе» и состоит скорее в том, чтобы любить, чем в том, чтобы быть любимым. Что она подразумевает определенное равенство. Что она лучше справедливости, поскольку включает в себя справедливость и является и высшим ее выражением, и тем, что стоит выше справедливости. Что дружба – не тоска и не слияние, но общность, разделение и верность. Что друзья радуются друг другу и своей дружбе. Что нельзя быть другом всем сразу и нельзя иметь слишком много друзей. Что самая высокая дружба – это не страсть, а добродетель. Наконец, что добродетель дружбы основана на любви. И в самом деле, это снова любовь (друг, которого не любишь, перестает быть другом), но не любовь-тоска, не Эрот. А что же?

Нам требуется другое определение – милости просим в гости к Спинозе. Да, любовь – это желание, ибо желание составляет самую сущность человека. Но это не желание того, чего нет, это желание, побуждающее к действию (потенция), а любовь – это радость. С этого мы и начнем.