Сергей Лишаев - Эстетика Другого

Новая, онтологическая эстетика предполагает снятие некоторых фундаментальных ограничений, которые накладывала на нее классическая философия. Прежде всего, эстетика должна выйти за рамки субъект-объектной парадигмы мышления, заданной теоретико-познавательной и деятельностной ориентацией новоевропейского разума, и рассматривать эстетическое как событие, как целостный феномен . Не структура деятельности, а данность , не объяснение эстетического из "субъекта", "объекта" или же из субъект-объектного "отношения", а его герменевтика как сверхсубъектной и сверхобъектной эстетической сингулярности, которую невозможно объяснить чем-то внешним по отношению к ней, и которую нельзя подвести под ту или иную заранее составленную систему эстетических категорий, – вот что могло бы дать новый импульс эстетической мысли. Эстетическую данность – как точку интенсивности, как сингулярность можно понять и описать как данность чего-то особенного, Другого, то есть того, «что» не может быть сведено ни к субъекту, ни к объекту, ни к отношению того и другого. Необходимо отказаться от отождествления онтологического с объективным как с чем-то налично данным, с чем-то, чему противополагается субъективное как "внутреннее", «мыслимое», «чувственно переживаемое». Онтологическое, бытийное должно быть маркировано не "объективностью" в смысле внешней данности, а непроизвольностью, непроизвольной данностью особенного, Другого . Непроизвольное, то, что дано как чувство, как состояние, как мысль, не есть что-то "субъективное". Чувство, мысль, понимание как то, что не произведено нами, а дано нам, – мы определяем как онтологическое расположение. Эстетика должна переориентироваться на аналитику чувственных данностей, в которых субъективные и объективные "моменты" не исходны, но выделяются на втором шаге, на шаге рефлексии над эстетической ситуацией. Необходимо все время удерживать в поле зрения непосредственность чувства и то, что в этой непосредственности нераздельно даны чувствующий и чувствуемое. Тогда "эстетическое" предстанет как особенное в чувственно данном, а эстетика – как область онтологии, как философский логос чувственных данностей Другого .

Впрочем, не стоит забывать, мы ничего не можем начать с чистого листа. Лист уже исписан и с этим следует считаться. В центр нашего внимания мы помещаем те формы эстетического опыта, которые до сих пор или вовсе не попадали в поле внимания философско-эстетической мысли, или оставались на ее периферии. Другими словами, мы стремимся рассмотреть в первую очередь те эстетические феномены, которые еще не были описаны, но которые могут быть описаны и философски осмыслены, если принять то понимание "эстетического", которое предлагается в этой книге. Поскольку такие феномены как "прекрасное" и "возвышенное" многократно, с большой тщательностью и в разных аспектах были рассмотрены в нашей (и мировой) литературе, мы не будем говорить о них в этой работе (хотя, бесспорно, задача их онтологической аналитики остается актуальной). Зато читатель найдет в этой книге описание таких неизученных или малоизученных эстетических феноменов как "ветхое", "юное", "тоскливое", "затерянное", "ужасное", "безобразное" и др. Их описание кажется нам важным по нескольким причинам.

Одна из них – это утрата эстетикой своего философского "качества" - сужение предметной области "эстетики", ее фактическое отождествление с "философией искусства". Теоретически большинство отечественных эстетиков признает то обстоятельство, что эстетическое не ограничивается "художественным", но на деле мы слишком часто вместо анализа эстетического опыта находим в трудах "по эстетике" анализ художественного опыта. Эстетика сплошь и рядом подменяется философией искусства, культурологическими и искусствоведческими концепциями, исследованиями по истории культуры и искусства. Имея в виду это плачевное для философской эстетики обстоятельство, мы стремимся удержать в центре нашего внимания «базовые», «чистые» эстетические феномены. В этой книге речь пойдет не об искусстве (хотя мы и используем художественные тексты как материал для прояснения выдвигаемых нами положений), не о том, как соотносятся эстетические расположения и художественное творчество, художественная деятельность, а исключительно об эстетическом чувстве как данности Другого [2] .

Мы не считаем, что сегодня есть нужда в построении эстетики как системы категорий, целиком охватывающей своей «сетью» все поле эстетического опыта (тем более, как системы, в основу которой положены принципы марксистской философии в советском ее варианте). В этой работе мы стремились ввести ряд исходных принципов, понятий и различений, которые дали бы возможность осмыслить и упорядочить множество неосмысленных до настоящего времени эстетических расположений. Однако упорядочение, которое мы хотели бы внести в эстетический опыт, носит принципиально а-системный характер: целью такого упорядочения является не включение всего возможного эстетического опыта в некоторую теоретически "выведенную", "сконструированную" сеть понятий и категорий, но открытие новых возможностей для более глубокого и тонкого его истолкования.

Переделывать сделанное – занятие мучительное и неблагодарное. Бессмысленны и тщетны попытки дважды войти в одну и ту же реку. Но предлагаемая вниманию читателя книга – не «переделка» сделанного, а его дополненная и исправленная редакция. Работая над вторым изданием «Эстетики Другого», автор не ставил перед собой задачи дать читателю новый вариант «феноменологии эстетических расположений». Цель работы виделась ему в том, чтобы дополнить текст книги теми материалами, которые не вошли в ее первую редакцию (ряд имеющих прямое отношение к «Эстетике Другого» сюжетов был исследован автором вскоре после ее первого издания). При сохранении концептуальной архитектуры «Эстетики Другого» в «тело текста» были введены новые сюжеты, а его план и внутренняя организация претерпели существенные изменения. Довольно значительной оказалась и стилистическая правка. Хотелось бы надеяться, что книга и сегодня может быть полезна и интересна тем, кто не потерял интереса к философской медитации.

15 июня 2007 г.

Сквозь рощу рвется непогода,

сквозь изгороди и дома.

И вновь без возраста природа.

И дни и вещи обихода,

и даль пространств – как стих псалма.

Как мелки с жизнью наши споры,

как крупно то, что против нас!

Когда б мы поддались напору