Чарльз Талиаферро - Доказательство и вера. Философия и религия с XVII века до наших дней

Религиозные ценности.Еще одной особенностью современной литературы является дискуссия о типах ценностей, играющих роль в представлениях о добре и зле. Мэрилин Адамс утверждает, что если мы допускаем в наших размышлениях только секулярные ценности, то чаша весов склоняются против теизма. Но почему теист, рассматривая проблему зла, не может обращаться к своей собственной традиции и зафиксированным в ней ценностям? Адамс считает, что в общении с Богом, вероятно, достигается наивысшее благо, которое и побеждает зло:

Необходимо, чтобы наилучшее благо победило наихудшее зло. Ужасное зло можно преодолеть только благостью Божией. По отношению к человеческой природе причастность ужасному злу и любящая близость с Богом также несоизмеримы: ибо первая грозит окутать злом все хорошее в жизни каждого человека, а последняя, напротив, гарантирует поглощение зла добром. По отношению к друг другу также наблюдается диспропорция, потому что благо существования Бога и глубокая связь с Ним также несоизмеримы с тварными благами и злом. Из-за того что близость с Богом настолько превосходит отношения (хорошие или плохие) с любыми живыми существами, в перспективе отношений человеческой личности с Богом даже ужасные страдания наделяются особым смыслом и положительным значением. Этот вывод согласуется с основной христианской интуицией: силы тьмы сильнее человека, но они ничто перед Богом [1061].

В своем подходе к проблеме зла Адамс прибегает к религиозному опыту и уникальным ценностям, таким как внутреннее мистическое видение Бога [1062]. Так или иначе, Адамс и те, кто разделяет аналогичные взгляды, настаивают на том, что Бог скорбит о несчастьях творения или страдает от них [1063].

Искупление.Подход Мэрилин Адамс ко злу свидетельствует о тенденции делать акцент не на оправдании зла, а на искуплении злых людей и тех, кому причинен вред. Некоторые философы религии говорят об опасности того, что теодицея или теистическая защита могут привести к одобрению или принятию зла как в действительности блага [1064]. Одним из решений является требование, гласящее, что зло не может быть оправдано и на самом деле Богу следовало бы уничтожить всякое зло, но что с Божией благостью совместимо, если Бог побеждает зло через искупление [1065].

Жизнь после смерти.В качестве специфических черт современной литературы можно было бы привести и другие особенности, но в завершение я ограничусь замечанием о том, какую важную роль здесь играют спекуляции о будущей жизни. Одни философы религии отвергают перспективу загробной жизни или как невозможную, или как нежелательную [1066]. Но другие (например, вышеупомянутые Хик и Кон-Шербок) считают, что загробная жизнь необходима. Наиболее важный обсуждаемый вопрос имеет непосредственное отношение к тем вопросам, которыми задавались кембриджские платоники: каковы последствия материализма для веры в жизнь после смерти? Ряд материалистов утверждает, что у человека есть возможность пережить смерть различными способами: Бог может повторно сотворить человека даже после его смерти; можно воскресить тело человека; Бог может изменить человека в момент смерти, заменив его материальное тело нематериальным, и так далее [1067].

Теперь, когда активно обсуждается загробная жизнь, нет ничего удивительного в возвращении споров о рае, аде и чистилище. Особое внимание привлекает вопрос о том, необходим ли для теизма универсализм, предполагающий, что спасутся все, или можно ограничиться точкой зрения, согласно которой некоторые никогда не достигнут единения с Богом [1068].

Если отвлечься от этого обзора различных аспектов литературы по проблеме зла, становится очевидным, что речь здесь идет далеко не только об определении достоверности агностицизма, атеизма и теизма. Я уже отмечал, как разные религии мира оценивают зло. Но эти подходы ко злу также в различной степени угрожают теизму. Так, представители философии процесса (упомянутые в предыдущей главе) не считают Бога всемогущим [1069]. Для начала: это сдерживает атеистическую полемику о том, что Бог, будучи всемогущим, вправе уничтожать любое зло по собственной воле. Кроме того, представители философии процесса, как правило, стараются вообще не апеллировать к индивидуальному бессмертию [1070]. Также предполагается, что Бог, будучи Творцом мира, все же не является моральным деятелем с обязанностями и обязательствами. Нельзя оценивать совершенство Бога с точки зрения добродетелей человека. Совершенство Бога выходит за рамки моральной похвалы и порицания. Брайан Дэвис выдвигает это предположение наряду с историческими аргументами, показывающими, что такую философию Бога можно найти в сочинениях Фомы Аквинского и в других классических христианских источниках [1071].

Прежде чем перейти к заключительному разделу, посвященному философии религии вне академической среды, я затрону гораздо более сложный вопрос. Несколько раз в ходе своего повествования я упоминал о дружбе – между Генри Мором и Энн Конвей, Леди Мэшем и Джоном Локком, Кантом и Мендельсоном. Бесполезно спрашивать, лучше или хуже развивалась бы философия религии, если бы было больше дружеских отношений (представим, что Декарт и Гоббс идут пропустить по рюмочке), но многое говорит о том, что совместные (и в некотором смысле дружеские) проекты весьма плодотворны.

В своей важной недавно изданной книге «Может ли дарвинист быть христианином?» Майкл Руз выносит благодарность множеству людей – всем поименно – и добавляет, что все те, «кого я сильно критикую, всегда были вежливы и дружелюбны, показывая, что можно иметь существенные расхождения, которые не нужно (и не следует) переносить на личные отношения и поведение» [1072]. На мой взгляд, большая открытость и коллегиальность обусловлены тем, что сегодня все чаще осознают, что один единственный правильный взгляд на проблему в философии и религии (отношения между наукой и религией в случае Руза) не является всецело очевидным. Здравомыслящие, беспристрастные, даже гениальные философы могут расходиться во мнениях [1073]. Конечно, в книгах все еще встречаются патетические порицания противоположных точек зрения. Вот два из них: «Бог философов мертв. Этот Бог мертв, потому что он – детище метафизики… а метафизика мертва» [1074]; и: «Бог традиционной философии религии. является плодом схоластического, модернистского и просветительского типов мышления и заслуживает разве что пышных похорон» [1075]. Но в целом мне кажется, что тенденция называть взгляды коллег мертвыми или уподоблять свою работу чему-то, напоминающему вскрытие, ослабевает.

Во времена Средневековья пятый постулат в «Началах» Евклида назывался «ослиным мостом», pons asinorum, потому что считалось, что он отделяет умных от глупых: если вы не могли следовать этому постулату, вас признавали глупцом. На мой взгляд, в современной философии религии есть строгие стандарты концептуальной ясности, полноты, знания истории идей, научной грамотности и так далее, но нет pons asinorum, когда дело доходит до принятия или отклонения основных положений, скажем, Юма, Канта, Гегеля, Кьеркегора, Витгенштейна, Янцен, Андерсон и др. Разумные люди могут не соглашаться друг с другом с интеллектуальным достоинством, даже будучи друзьями.