Александр Секацкий - Философия возможных миров
- Название:Философия возможных миров
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Издательство К.Тублина («Лимбус Пресс»)a95f7158-2489-102b-9d2a-1f07c3bd69d8
- Год:неизвестен
- ISBN:978-5-8370-0725-5
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Александр Секацкий - Философия возможных миров краткое содержание
Новая книга философа и писателя Александра Секацкого необычна как с точки зрения выбора тем, так и по способу подачи материала. Каждое эссе представляет собой неожиданный, смещенный взгляд на давно знакомые и привычные вещи, преображающий контуры сущего и открывающий новые горизонты бытия. Высвечиваемые миры не похожи друг на друга, и все же определенным образом они совмещены с нашей реальностью, которая в итоге получает дополнительные непредсказуемые измерения. «Философия возможных миров» поразительным образом соединяет в себе метафизическую глубину, оригинальность мысли и бесспорную художественную выразительность. Лучше классика не скажешь: «Внимай, читатель, будешь доволен».
Философия возможных миров - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Таким образом, следы катастрофы предстают, с другой стороны, как знаки препинания, включая сюда и пробелы (пробел – важнейший знак препинания). И если в самом слове «хиатус» скрывается содрогание исчезающего, то в пробеле нет ничего исчезающего, только исчезнувшее. Так, впрочем, устроены матрицы, пригодные для репрезентации текста, инфраструктуры текстуальности, начиная с алфавита – но не сам текст. И не человеческая повседневность, не природа, где всегда есть живущие в пробеле , при этом не знающие и знать не желающие о том, что они живут в пробеле.
Вот Ричард Докинз, который в книге «Слепой часовщик» настаивал на идее плавно размазанной постепенности, говоря о том, что и «привилегированный участок кожи уже в некотором смысле глаз», впоследствии вынужден был признать, что в истории видов имеются сравнительно небольшие промежутки времени, пригодные для взрывов мутаций и соответственно для стремительного расхождения (видообразования). Скорость расхождения не есть величина постоянная – такую истину в конце концов установила для себя биология.
Биология вообще таит в себе очень много поучительного для теории катастроф, если взглянуть на дело под этим углом зрения. Вот, например, стремительное завоевание суши млекопитающими после вымирания гигантских рептилий – для динозавров это, понятное дело, была катастрофа, но для тех неприметных тогда млекопитающих, тихо обитавших в своих нишах, – чем для них обернулся этот взрыв? Триумфом? Но ведь этот триумф точно так же погубил и обессмыслил и их прежние экологические ниши. Разве те «млекопиты», что обитали в тени динозавров, смогли транслировать свою самотождественность в новый мир? В космологии Хабада далекий взрыв, открывающий простор собственной экспансии, рассматривается как не менее сокрушительный, чем взрыв под воздействием внутреннего напряжения (цимцум – тиккун – разбиение сосудов). Одна из версий допускает простую наглядную интерпретацию.
Есть внешний сосуд А с прочными стенками, и внутри него сосуд В , о котором можно сказать, что он уравновешен, стабилизирован благодаря давлению жидкости, газа или «еще чего-нибудь», содержащегося в сосуде А . И вот сосуд А разбивается под воздействием внешнего агента, и все его содержимое рассеивается навстречу термодинамической смерти. Что происходит с внутренним сосудом В , можно ли сказать, что он теперь освобождается и получает самостоятельность? Такое возможно, но вполне вероятен и другой исход: после того как сдерживающее давление исчезает, сосуд В тоже взрывается – хотя извне его никто не трогал, на него, можно сказать, просто перестали давить …
В философии Хабада таким образом описывается один из этапов сотворения мира, следующий за великим сжатием-цимцум, которое могло произойти где угодно, в том числе и внутри самого сосуда В . Нас, однако, интересует другое: испытывает ли триумф «экипаж» В после катастрофы все время давивших на него агентов из А , и если да, то сколько длится этот триумф?
Механизм разбиения сосудов, описывающий эстафету катастроф, обладает мощным философским потенциалом, он является также хорошим локальным объяснительным механизмом – и для биологии, и для теории литературы (Хэролд Блум), и для истории. В случае истории победители, врывающиеся в новую среду обитания, поначалу всегда удивляются внезапной податливости своих соперников, но очень быстро начинают приписывать успешную экспансию своей храбрости, динамичности, богоизбранности, не задумываясь, что их втянула в себя возникшая пустота, что пройдет совсем немного времени, и они, завоеватели, потеряют себя – с точки зрения автохтонных В -обитателей, они станут далекими чужаками…
Но задержимся немного в биологии. Пример внезапного, «незаслуженного» торжества млекопитающих слишком уж известен, современная молекулярная биология предлагает и нечто более удивительное:
«Становится все очевиднее, что в клетке, помимо больших, упорядоченных хромосом с их строго регламентированным гавотом, находит приют разношерстный сброд из фрагментов ДНК и РНК, тунеядствующих в благодатной среде, формируемой клеточным аппаратом.
Эти реплицирующиеся попутчики известны под разными именами, в зависимости от своего размера и свойств: плазмиды, эписомы… репликоны, вирусы. Вопрос, кем их считать – бунтовщиками, отбросившими условности хромосомного гавота, или вторгшимися извне паразитами, – представляется все менее и менее значимым» [83].
В этой борьбе бесшабашных, сумасшедших репликаторов по новому вырисовывается роль «организма». Согласно теории эгоистичного гена организм служил всего лишь упаковкой для репликаторов: отложенные фенотипические эффекты давали некоторые преимущества определенной последовательности нуклеотидов. В таком рассмотрении организм предстает как дополнительная площадка или своеобразное «правовое поле», на котором определяются конкурентные преимущества, поскольку с производственным цехом вроде бы все ясно. Однако, учитывая обнаруживающуюся интенсивность борьбы репликаторов в «горячем цеху», на каждом участке горячего производства, борьбу, в которой и вирусы, и плазмиды принимают самое активное участие, оказалось, что организм – это если и не катастрофа, то свидетельство и последствие катастрофы, это стремительное «откочевывание» избранных репликаторов от опасных прибрежных вод, изобилующих флибустьерами и прочими морскими разбойниками. Организм – это большое плавание и стабилизированный хронопоэзис, уход от опасного мелькания, это средство не столько приумножить, сколько продлить себя, взять паузу и постоять над схваткой хищных отчаянных репликаторов, некоторые из которых приумножат себя, а большинство погубит. Организм есть торжество стратегии «длить» над стратегией «копировать», что все еще остается мистическим для биологии:
«Имеются существенные доказательства в пользу того, что, эволюционируя, организмы не ограничиваются генами, принадлежащими к генофонду их вида. Кажется гораздо более правдоподобным, что в эволюционном масштабе времени у всех организмов имеется доступ ко всему генофонду биосферы, что самые резкие скачки эволюции и ее явная прерывистость на самом деле результаты крайне редких событий, связанных с присоединением, частичным или полным, чужеродного генома. Таким образом, организмы и геномы могут рассматриваться в качестве компартментов биосферы, сквозь которые с различной частотой циркулируют все гены вообще и в которые отдельные гены и опероны могут встраиваться, если это достаточно выгодно…» [84]
Нарисованная картина напоминает морской бой со взятием на абордаж с тем отличием, что забрасываемые крючья репликаторов не просто раздирают большие суда, но и из подтягиваемых компонентов тут же комбинируют водоплавающие чудовища биосферы, которые по преимуществу немедленно тонут. Тем не менее мутационный и эволюционный взрывы происходят в зонах контактного ближнего боя. Докинз резюмирует это следующим образом:
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: