Витольд Шабловский - Танцующие медведи. Опыт обретения свободы

– Окупается?

– Еще как! Люди из Косова работают за двести евро в месяц. Сегодня это страна невероятных возможностей. Знаешь, сколько бабла сюда влили за девять лет? Только ООН почти тридцать миллиардов евро. Добавь сюда Евросоюз и благотворительные организации. Я как-то подсчитал. В каждый квадратный километр они вбухали два миллиона евро. А инвесторы все равно боялись сюда приходить. Скоро это закончится. После провозглашения независимости мне многие звонят. Хотят инвестировать. Видят, что здесь есть рынок. Под Дьяковом простаивает больше десяти фабрик. Они еще пустые, но я знаю, что половину уже скупили турки.

Мы останавливаемся в центре Пейи. Здесь стоит здание, напоминающее НЛО. В расположенном на берегу реки центре города одна молодежь. Ничего удивительного – большинству косоваров нет и тридцати.

Отель Begolli: нет апартеида, зато есть джакузи

Заграничные косовары, у которых дела пошли в гору, стараются как можно больше инвестировать в страну. Хороший тому пример – семейный отель Begolli, в котором я останавливался в Приштине. Практичность, привезенная из Германии, сочетается здесь с албанской склонностью к показушной роскоши. В албанском доме должно быть как можно больше этажей. В албанском отеле в каждом номере должны быть джакузи и дешевая мебель a la Людовик XVI. И не так уж важно, что джакузи не работает, а у стульев отваливаются ножки.

Легенда Приштины – расположенный в центре города Grand Hotel, который называют худшим пятизвездочным отелем в мире. Пятнадцать официантов ждут посетителей в пустом зале. Но когда кто-то появляется, ни один из них не спешит к нему подойти.

– Что поделать, это все еще государственная гостиница, – вздыхает Ардита, с которой я договорился здесь о встрече. – Все равно лучше, чем было. Раньше здесь был настоящий апартеид: работали только сербы.

– Зато сегодня там нет ни одного серба, – осторожно замечаю я. Ардита лишь пожимает плечами.

Призрен – Штрпце: нет электричества, зато есть снег

– Я сербка. Но у меня есть дела поважнее, чем независимость Косова. Какие? У меня крыша течет. Нет денег на ремонт. И еще электричество…

– Электричество?

Татьяна – владелица обувного магазина в сербском анклаве Штрпце. Она подобрала меня на дороге в сторону Призрена. С гордостью говорит, что ни одна албанка не отважилась бы разговаривать с незнакомым мужчиной. Пожалуй, она слегка преувеличивает.

Мы едем на ее “опеле” через горы Шар. Проезжаем мимо поста СДК [36]. Безопасность сербов стерегут украинцы вместе с поляками. Маленькая церквушка справа – знак, что мы въехали на территорию анклава.

– Электричество? – Татьяна глубоко вздыхает. – Смотри, люди сидят при свечах. Думаешь, здесь все такие романтики? Иногда электричества нет три, пять часов, а иногда целый день. Никогда не знаешь, когда его включат. Ни постирать толком, ни искупаться, ни посуду помыть. К тому же страшная скукотища. Зимой рано темнеет. Электричество отключают, и ты сидишь как баран в темноте. Спать не хочется. Делать тоже нечего.

– И чем же ты занимаешься?

– Разговариваю с мужем. Иногда кто-то заходит в гости. Но чаще наступает что-то вроде летаргии. Хотя поговаривают, что в Косове так много детей именно потому, что нет электричества. Зато, когда вдруг дают, все вскакивают на ноги. Неважно, который час. Я всегда просыпаюсь, когда ночью включают электричество. Меня словно какой-то инстинкт будит. Принимаю душ, ставлю стирку, смотрю телевизор. Люди в моем городе уверены, что албанцы отключают электричество только сербам. Я им говорю: “Я была в Приштине. Там тоже нет электричества”. Но они никуда не ездят, сидят в Штрпце и глупости болтают.

– Почему не ездят?

– Боятся. Два раза в неделю СДК конвоирует автобусы: до границы с Сербией и до Грачаницы. Там есть церковь и оптовый склад. Албанцы забрасывают автобусы камнями, иногда петардами. У меня машина с косовскими номерами, поэтому я не боюсь. Они мне обошлись в полторы тысячи евро. Но не представляю, что будет, если я попаду в аварию. Я ни слова не знаю по-албански.

– Ты боишься албанцев?

– Сдурел? Я боюсь только экстремистов. Лучший друг моего дедушки – албанец. Они вместе работали в горах. Как-то раз они порезали себе ладони ножом, приложили одна к другой и стали кровными братьями. Не знаю, как они до этого додумались, потому что у нас такой традиции нет. Наверное, вестерн какой посмотрели. Но с тех пор мы как семья. Мемед, друг дедушки, был старостой на моей свадьбе. Когда сербская армия бесчинствовала в Косове, мы прятали двух его сыновей. Потом, когда настал черед албанских партизан, мы жили у Мемеда. Дедушки уже нет в живых, но у Мемеда все хорошо. У него магазин в городке в нескольких километрах отсюда. Я всегда к нему заезжаю, когда еду за обувью. Люблю его, как члена семьи. Хотя с ним есть маленькая проблема.

– Какая?

– Он ужасно балует моих детей. Один день у Мемеда – и про дисциплину можно забыть.

– А что Мемед думает о сербах в Косове?

– Он умеет отличать преступников от обычных людей. Войны не ведутся между народами. Они ведутся между преступниками с одной и с другой стороны. Он это понимает. После объявления независимости он видел, что я подавлена. Сказал мне: “Татьяна, мы всего лишь пешки на шахматной доске. Играют американцы с русскими. По воле случая ты черная пешка, а я белая”.

– А твои соседи сербы? Как они относятся к вашей дружбе?

– Говорят: “Тебя бес попутал”. Каждый день в 12.44 они протестуют против независимости Косова. Это в память о резолюции ООН под номером 1244: она исключала независимость. Когда я иду по городу, они смотрят на меня волком. Потому что я покупаю обувь у албанцев, а должна бы бойкотировать их товары. Но когда у пары теток сербские ботинки развалились, они быстро нашли ко мне дорогу. Со временем привыкают. Здесь рядом есть Брезовица, единственный горнолыжный курорт Косова. Там тоже живут одни сербы. После объявления независимости они кричали, жгли флаги. Албанцы перепугались и перестали туда ездить. Условия для катания прекрасные, а трассы стоят пустые.

Сегодня Брезовица сидит тихо и надеется, что албанцы успокоятся и вернутся. А я надеюсь, что албанское правительство выполнит обещание и что у нас наконец будет электричество. Если появится электричество, мне плевать, кто будет премьером: серб, албанец или папуас.

Пейя – Дьяково: нет платежей, зато есть электрогенератор

В Косове только одна электростанция. Она находится сразу за Приштиной и нарушает все возможные экологические нормы. Говорят, в ее модернизацию уже вбухали пятьсот миллионов евро. Эффекта ноль.

Стефан, сотрудник одной из неправительственных организаций, подвозит меня в сторону Дьякова: