Витольд Шабловский - Танцующие медведи. Опыт обретения свободы

– Он приходит ко мне по ночам. Взглянет, покурит трубку, подкрутит усы. Усмехнется и – сразу к двери. Тогда я в слезы и кричу, чтобы он остался. Но мужиков разве трогает женский плач? У грузина ведь как обычно: напьется водки, войдет, быстро кончит и заснет. Ненавижу пьяниц. Но здесь, в Гори, других нет. Другие только в американских фильмах.

Сталин другой. Культурный человек. Он знал, как позаботиться о женщине, как сделать комплимент, как хорошо пахнуть. Жил скромно, но одевался элегантно. И пил не много. А если и пил, то только заграничный алкоголь. А уж о том, что победил фашизм и Гитлера, я и не вспоминаю. Поэтому я себе много лет назад сказала: “Таня, какого черта ты будешь с алкашами якшаться? Какого черта, если можешь жить со Сталиным?”

Анна Сресели: Он мне как семья

Мы стоим перед домом, в котором появился на свет Иосиф Виссарионович Сталин. Его родители жили бедно. Мать стирала белье местным священникам. Отец был сапожником. Как видите, его дом перестроили в античном стиле, а соседние здания снесли. Да, весь квартал. Нет, я не вижу в этом ничего странного. Если бы здесь куры гадили и дети мяч гоняли, вам бы больше понравилось?

В одном из снесенных домов жила моя бабушка. Она получила квартиру в новом доме. До конца жизни повторяла: “Внученька, какое же это счастье, что я родилась возле дома Сталина. И что я по-прежнему вижу его из окна”.

Бабушка помнила еще мать Сталина. Он здесь прожил десять с лишним лет. Она – почти до конца жизни. Для нас это большой повод для гордости. Самый большой. Потому что в нашем городке больше ничего не происходит. Если бы не музей, город давно бы умер.

Несколько лет назад у нас была война. Неподалеку граница с Осетией. Сто русских танков въехало в Гори. Мы бежали в Тбилиси, а я боялась не за свой дом и квартиру, а за музей. Но они ничего не тронули, ни травинки. По-прежнему боятся Сталина. Только фотографировались под памятником. Вот так Сталин с того света нас спас.

Когда я училась в школе, одни девочки мечтали работать в магазине, другие хотели полететь в космос, а я хотела рассказывать людям о нашем великом земляке. Всю жизнь стремилась осуществить свою мечту. Поступила на исторический факультет. А после учебы побежала в музей устраиваться на работу.

Но тогда уже развалился Советский Союз. Музей закрыли, и он чудом уцелел. Лишь недавно снова начали принимать людей на работу. Меня взяли одной из первых. К тому времени я уже преподавала историю в гимназии, поэтому в музее я на полставки.

В институте меня еще учили, что Сталин был выдающимся государственным деятелем. Но изменилась система, изменилась программа, и сейчас мне приходится говорить, что он был тираном и преступником. Но я так не считаю. Переселения? Они были необходимы, чтобы люди жили в мире. Убийства? Не он за них отвечает, а Берия. Голод на Украине? Это была природная катастрофа. Катынь [37]? Я знала, что вы об этом спросите. Все поляки спрашивают. Извините, но Катынь – это была война. На войне это нормально. И прежде чем вы начнете кричать, дайте мне закончить. Остыли? Сейчас я вам скажу, что я лично думаю.

Я считаю Сталина великим человеком, но ни ученикам, ни туристам сказать этого я не могу. Могу сказать так: “Одни считают его диктатором, другие тираном, третьи гением. Как было на самом деле, ответьте себе сами”.

Татьяна Марджанишвили: Боже, забери меня к Сталину

Когда я вижу, что они с нашим дорогим Сталиным сотворили, у меня сердце кровью обливается! Как же так можно? Как можно из такого хорошего человека делать чудовище, людоеда, какого-то монстра?

Когда-то в наш музей автобусы приезжали один за другим. Люди огромные очереди выстаивали. Я смотрела на их лица и видела, что они светятся добром. А сегодня? Все друг другу глотки перегрызть готовы. Вот вам и капитализм.

Больше я туда не хожу. Во-первых, жаль. Молодости, работы, друзей. А во-вторых, ноги у меня слабые. Даже по лестнице сама спуститься не могу. В марте мне восемьдесят два года стукнет, а человеку всю жизнь здоровым быть тяжело. Утром встаю, хлебушка отрежу, чаек заварю, сижу и говорю так: “Боже, зачем ты дал мне дожить до таких времен? Почему на нашего голубка Сталина всех собак спускают?”

Но потом думаю: “Вспомни, Таня, сколько Сталин пострадал за людей. За тебя он тоже недоедал, недосыпал. С фашизмом боролся, чтобы ты могла школу закончить”. И тогда я беру в руки медаль с изображением Сталина, которую мне дали, когда я на пенсию вышла. Глажу его, голубка, по усам, и мне чуть-чуть легче.

В музее я работала с 1975 года. Смотрительницей. Следила за порядком и безопасностью экспозиции. Если кто-то пытался прикоснуться к экспонатам, мы должны были ходить и кричать.

Непросто было. Из деревень приезжали старушки и на нашего Сталина набрасывались. Каждую фотографию на выставке целовали как икону в церкви. А этих фотографий больше тысячи! Если целый автобус с бабками приезжал и все хотели к фотографиям приложиться, что мне было делать? Если директор смотрел, я ходила и кричала. А если не смотрел, говорила: “Целуйте-целуйте, бабоньки, дай вам бог здоровья! Только маску не трогайте! Ни в коем случае”. Маска в музее как святыня, ведь это посмертная маска.

Раньше я работала в Национальном музее в Тбилиси, но мой второй муж был из Гори, и мне удалось перевестись сюда. Пришлось нелегко. Музей Сталина не такое место, куда можно прийти с улицы и спросить: “У вас тут работы нет?” Важно, что люди думают. Я была в разводе. Первый муж пил и меня бил – нечего о нем говорить. Я боялась, что из-за развода с работой будут проблемы. К счастью, мне дали очень хорошую рекомендацию из музея в Тбилиси.

Самые элегантные люди со всего света приезжали посмотреть дом Сталина. Со всей России, из Азии, Америки. Журналисты, послы, артисты. А я стояла среди экспонатов, и меня распирало от гордости. Работа была для меня всем. Музей был мне как дом.

Муж этого не понимал. Мне не о чем было с ним разговаривать. Пусть я в музее всего лишь следила за экспозицией, зато книги читала, с новыми людьми знакомилась. А он тоже пил. Пробовал меня бить, но я уже не далась. Позже он заболел, вышел на пенсию. Целыми днями просиживал в квартире или у матери. Назло мне говорил гадости о Сталине.

Когда развалился СССР, он мне язык показал. Злорадствовал. А потом умер.

Жаль, что он не дожил до сегодняшнего дня. Сейчас я бы ему язык показала. Зачем нам этот капитализм, эти американские соки, сыры, шоколад? Даже молока уже не купишь нормального, только в картонной упаковке, как в Америке. Я так думаю: “Боже, забери меня к моему Сталину. Забери меня отсюда, я больше не выдержу”.

Нана Магавариани: Когда я его вижу, меня пронизывает током

– Когда-то моя должность называлась “начальник отдела кадров”. Сегодня она называется “менеджер”.