Андрей Шитов - Четверть века в Америке. Записки корреспондента ТАСС

Главный ее предмет — это источниковедение в самом широком смысле, включая поиск и прокладку троп к самым ценным информационным источникам в ближайшем окружении президента. Кстати, сразу скажу, что в команде Клинтона для меня «потолком» был выход на его друга Строуба Тэлботта, курировавшего отношения с Россией в должности первого заместителя госсекретаря. Да и то для решения профессиональной задачи пришлось тогда скооперироваться с коллегами-журналистами из малых стран Западной Европы.

Вообще, конечно, освоение бюрократических премудростей давалось нелегко. Например, я с ходу допустил с виду мелкую, но на самом деле значимую оплошность: отдал другому тассовцу, своему другу, приглашение на Рождественский прием для прессы в Белом доме, поскольку приглашение было на два лица, а я прибыл к новому месту службы поначалу без семьи.

Сделал это из лучших побуждений — чтобы друг сходил на праздник с женой, но в итоге сам был вычеркнут из списков и восстановиться в них смог уже только при Буше. И приглашений «на елочку» к президенту мы три года вообще не получали. А это, между прочим, одна из самых зримых и весомых привилегий, распределяемых пресс-службой Белого дома. Точнее в нашем случае ее подразделением в Совете национальной безопасности (СНБ США), поскольку контактами с иностранной прессой ведает именно он.

Впрочем, не исключено, что в лишении нас этой привилегии не было, как говорят американцы, ничего личного, что намек был шире. Позже, когда мне доводилось договариваться для своего начальства об интервью с хозяевами Белого дома, я приватно боролся за корпоративные интересы ТАСС, но публично всегда подчеркивал, что честь оказывается не конкретным журналистам и даже не агентству в целом, а стране.

А при Клинтоне таких интервью не было. И вообще нам исподволь, но достаточно недвусмысленно давали понять, что больше не видят смысла особо с нами церемониться. Так, и постоянный рабочий пропуск в Белый дом — так называемый hard pass — мне тоже оформили уже при Буше, когда и Россия, и российско-американские отношения становились уже несколько иными.

Возможно, я утрирую. Но мне кажется, что и в подобных мелочах проявлялась фундаментальная двусмысленность подхода клинтоновской команды к нашей стране.

Хотя напоказ все выставлялось в лучшем виде. В 1997 году США на правах страны — хозяйки саммита «Большой семерки» в Денвере (штат Колорадо) пригласили туда Россию; группа переформатировалась в «восьмерку». Ранее Россия вступила в МВФ и Всемирный банк и при поддержке Вашингтона стала одним из их крупных заемщиков. Стартовали переговоры о присоединении к ВТО.

В двусторонних отношениях нам также обещали содействие в преобразовании экономики и поддержании на должном уровне безопасности, прежде всего ядерной. Разумеется, под американским контролем. Москва и по сей день старается объяснить Вашингтону, что на самом деле безопасность может быть только общей — единой и неделимой.

Еще на Ванкуверском саммите 1993 года была учреждена межправительственная Российско-американская комиссия по экономическому и технологическому сотрудничеству. Позже она сильно разрослась и несколько раз меняла название, но для меня навсегда останется «комиссией Гора — Черномырдина» — по именам уже упоминавшегося вице-президента США и незабвенного ЧВС, главы российского правительства и источника целой россыпи блестящих словесных перлов-«черномырдинок».

Их ценили даже мои американские друзья, которым я старался переводить на английский и гениальное «хотели, как лучше, а получилось, как всегда», и мое любимое «никогда такого не было и вот опять», и многое другое.

Гор, кстати, выказывал российскому визави подчеркнутое почтение и старательно, чуть ли не по слогам выговаривал его имя-отчество: Виктор Степанович. А мне вспоминаются больше не официальные мероприятия, а всякая сопутствующая мишура.

Например, одна моя вашингтонская знакомая, русская американка, решила подсуетиться и раза два или три приурочивала к заседаниям межправкомиссии американо-российские кинофестивали собственного производства. Кинозал под это дело она выбивала аж в Кеннеди-центре, но в остальном это была, конечно, чистой воды любительщина.

Однажды она даже залучила на открытие своего самодеятельного шоу самого ЧВС. Забавно было наблюдать, как тот с недоумением оглядывал «фуршет» с бумажной одноразовой посудой. Со стороны казалось, что один его костюм стоил дороже, чем весь фестиваль.

Впрочем, в Америке с ее показным демократизмом подобные казусы не особенно удивительны. Да и вообще: какой может быть спрос с посторонних, если организационные ляпы просматривались и в работе самой комиссии Гора — Черномырдина?

Достаточно сказать, что первые годы та собиралась зимой в Москве и летом в Вашингтоне. Говорят, сделать наоборот сопредседателям в конце концов подсказали жены. Иначе обе чиновничьи рати так безропотно и продолжали бы тогда понапрасну то мерзнуть, то задыхаться от жары.

Хотя, конечно, сама по себе комиссия была полезна. Ведь все, включая и министров, обычные люди: начальство требует — надо выполнять. И к каждому заседанию готовились отчеты и новые планы, ведомства старались друг друга перещеголять на ниве двустороннего сотрудничества и сами добивались создания все новых профильных рабочих групп. Теперь уже почти не верится, что все это существовало в российско-американских отношениях, причем совсем недавно.

Но напряжение накапливалось уже и тогда. В «восьмерке» Россия сидела по существу на приставном стуле; к обсуждению глобальных экономических проблем наших финансистов не допускали. В МВФ и ВБ нам давали деньги, но при этом постоянно читали лекции и нотации, любые попытки оспорить постулаты «вашингтонского консенсуса» пресекались.

Забегая вперед, скажу, что переговоры о вступлении в ВТО длились мучительно, как визит к зубному врачу, и растянулись в итоге на целых 18 (!) лет. Да и печально известная дискриминационная поправка Джексона — Вэника, введенная еще в 1974 году якобы в ответ на ограничение еврейской эмиграции из СССР, продолжала действовать и против России, где никаких ограничений уже не было. А отменена была лишь в 2012 году — и то не просто так, а… по новому санкционному закону имени Сергея Магнитского.

То есть опять та же самая двойственность: одной рукой якобы что-то дарим, другой — отбираем.

В общем, когда я теперь обо всем этом думаю, у меня перед мысленным взором встают две картинки. Вот Клинтон обнимает за плечи друга Бориса и до слез смеется его шутке. А вот он же через минуту, отвернувшись, прыскает в кулак у него за спиной.