Андрей Шитов - Четверть века в Америке. Записки корреспондента ТАСС

На бытовом уровне нас с вами выручает всеобщее шутливое присловье: «А кому теперь легко?» (вот вам и равнение на отстающих). Но у американцев такой шутки нет. И вообще их мировоззрению подобный подход, кажется, чужд в принципе. «Вы вот задаетесь вопросом, как правильно страдать, — сказала мне Чански. — А у нас большинство ответит: да мы вообще не желаем страдать. Нету никакого „правильного“ способа. Этого вообще просто не должно быть».

Напоследок еще раз вернусь к тому, что в крайних случаях злоба и отчаяние выплескиваются в форме насилия по отношению к окружающим. В Америке, к ее большому несчастью, такое насилие, как правило, бывает вооруженным. Нередко — вооруженным до зубов.

Специалист из гарвардской школы общественного здравоохранения Мэтью Миллер, профессионально изучавший проблему, утверждает, что американцы как нация не так уж и склонны к насилию. По его словам, показатели насильственной преступности в США — средние для стран с высоким уровнем доходов. Дети в школах не отличаются повышенной агрессивностью. Уровень психических заболеваний в целом тоже сопоставимый.

«Вот что у нас действительно есть, так это ружья и особенно пистолеты, — говорит Миллер. — И показатели убийств с применением огнестрельного оружия на порядок выше, чем в схожих странах. В отличие от убийств с помощью ножей, бейсбольных бит и чего угодно другого. Так что мы не более склонны к насилию, чем остальные. Просто если уж дело до него доходит, мы стреляем на убой».

Вспомнил и выделил сейчас эти слова я только по одной причине. Америка как страна тоже вооружена до зубов. И к использованию оружия на международной арене относится примерно так же, как и у себя дома. А мы еще удивляемся, что США часто воюют…

Когда Михаил Фридман и Петр Авен встречались однажды в Вашингтоне с американскими стипендиатами своей корпоративной программы двусторонних профессиональных обменов Alfa Fellowship, те в знак признательности подарили спонсорам бутылку вина. Недоуменно глядя на сувенир, Фридман не удержался от вопроса: «Это что ж, одну на двоих?»

Ему не стоило удивляться. Бережливость у американцев в крови. Сходите на экскурсию в Конгресс США, и вам расскажут, как при строительстве Ротонды — «символического и физического сердца» Капитолия, главного олицетворения всей американской демократии, — планировавшийся изначально барельеф на фризе под куполом был из экономии заменен фреской. Так что прав был первый зарубежный «биограф» США де Токвиль, еще прежде подметивший, что американцы — «народ-коммерсант», который «отказывается от украшений в архитектуре своих зданий и ценит только расчет и материальные преимущества».

Кстати, проницательный француз предупреждал, что материализм особенно привлекателен и как раз этим опасен для демократических народов, потому что при авторитарных режимах доступ к жизненным благам кастово ограничен. Американцы же первыми утвердили республиканский строй, снявший эти ограничения. Отличительной чертой его, по наблюдению де Токвиля, сразу стало массовое формирование среднего класса, провозгласившего высшей жизненной ценностью материальное благополучие.

Так «любовь к достатку стала господствующей чертой национального характера» американцев и обрекла их на вечные лихорадочные поиски кратчайшего пути к богатству, писал с оттенком высокомерия французский аристократ. Так закладывались основы пресловутого «американского образа жизни», превращенного пропагандой в «американскую мечту», — можно добавить спустя почти два века. Ну, или просто вспомнить расхожую цитату из «Брата-2» про Америку: «Здесь вообще всё просто так, кроме денег…»

Впрочем, иронизировать особо не над чем. Во-первых, у нас самих сейчас, по-моему, происходит перековка национального характера в том же духе. А во-вторых, американская республика за не такой уж долгий срок своего существования совершала рывок на передовые позиции в мире. И рывок этот, как показал в свое время знаменитый немецкий социолог и политэконом Макс Вебер, был во многом обусловлен протестантской моралью, включая трепетное отношение к деньгам: восприятие капитала, как своего рода дара Божия, который надлежит приумножать.

В подтверждение Вебер ссылался на авторитет таких людей, как уже упоминавшийся Бенджамин Франклин. Тот и по сей день считается в политической агиографии США «святым — покровителем» бережливости.

При этом современные последователи Франклина напоминают, что он никогда не был скуп, а напротив, всегда щедро отдавал свое время, силы и средства на благо общества. Рассказывая мне об этом, директор Центра изучения бережливости и щедрости при Институте американских ценностей в Нью-Йорке Барбара Уайтхед подчеркнула, что бережливость и жадность — по сути противоположные друг другу понятия.

Первое предполагает рачительное и долгосрочное использование всех имеющихся ресурсов (не только денежных, но и, например, природных) для своего и общего блага. Второе — близорукое стремление к сиюминутной и зачастую обманчивой личной выгоде. Кстати, в английском языке слово «процветать» (thrive) — производное от «бережливости» (thrift).

В целом, конечно, идейное наследие Франклина сослужило американцам хорошую службу. Но, как говорится, и на старуху бывает проруха. После окончания холодной войны им показалось будто они поймали золотую рыбку, способную выполнять любые их желания, и не смогли удержаться от соблазна.

В 2005 году, по данным социологического центра Пью, около 70 % американцев назвали жадность неотъемлемой чертой своего национального характера. Ни одно другое негативное качество столь же часто ими не упоминалось. Примечательно и то, что, согласно этому опросу, в зеркале собственного мнения американцы выглядели более жадными, чем в глазах других народов.

Кончилось это наваждение тогда разбитым корытом в виде «Великой рецессии» 2007–2009 годов. Чтобы удержаться на плаву, Америке пришлось залезть в астрономические долги (а Франклин долговую кабалу ненавидел). Поскольку кризис ударил не только по спекулянтам с Уолл-стрит, но и прежде всего по жилищному и ипотечному рынкам, множеству поверивших в миражи американцев пришлось чуть ли не в буквальном смысле возвращаться из купленных в рассрочку индивидуальных «хором» в прежние многоквартирные и прочие «землянки».

С тех пор в США стали быстро расти показатели голода, нищеты и имущественного неравенства. К концу рецессии каждый седьмой американец (около 43,6 млн человек), в том числе каждый пятый ребенок, были бедны. В это число входили более четверти всех афроамериканцев и треть темнокожих детей. Примерно 17 млн семей в стране жили впроголодь. (По состоянию на 2009 год официальным «уровнем бедности» в США признавался годовой доход — до вычета налогов — в размере 21 954 долларов на семью из четырех человек.)