Дмитрий Медведев - Уинстон Черчилль. Личность и власть. 1939–1965

Черчилль размышлял над проблемой стратегических бомбардировок достаточно давно, написав несколько статей на эту тему еще в 1930-е годы. Он выступал против уничтожения гражданского населения, заявив даже на одном из заседаний палаты общин в 1937 году, что, по его мнению, если равные стороны вступили в противоборство, то победу одержит тот, кто не станет «наводить ужасы войны на слабых и беззащитных» [301]. Аналогичных взглядов он придерживался и в начале войны, отвечая на призывы отплатить немецкому населению той же монетой, что использует люфтваффе: «Это война военных, а не гражданских» и его девиз: «Сначала — дело, потом — удовольствие» [302]. Но по мере ведения боевых действий с не слишком щепетильным в вопросах морали противником, наблюдая лишения и разрушения, захлестнувшие население собственной страны, Черчилль изменил свою позицию и одобрил предложения Линдемана о начале бомбардировок немецких городов. «Бомбардировщики не смогли стать рапирой, вместо этого они превратились в дубину», — прокомментировал произошедшую метаморфозу британский автор Макс Гастингс [303].

За изменением подхода последовали кадровые назначения. В конце февраля 1942 года главой бомбардировочного командования ВВС был назначен Артур Харрис, вошедший в историю, как Бомбардировщик Харрис или Мясник Харрис. Не мучившийся угрызениями совести, Харрис самоотверженно приступил к исполнению своих обязанностей — в конце марта огню предали портовый город Любек, затем, через месяц с землей сровняли Росток, а еще через месяц масштабные разрушения силами более тысячи бомбардировщиков были нанесены Кёльну. Дальше — больше. Только за первые десять месяцев 1944 года на Германию было сброшено четверть миллиона тонн бомб, что в два раза превышало аналогичный показатель за период с 1939 по 1944 год. К концу войны англо-американцы удвоили свои усилия, сбросив полмиллиона тонн бомб [304].

Для Черчилля новый этап бомбардировок совпал с ослаблением интереса к этому средству ведения войны. Впоследствии он признавал, что «трудно сравнивать испытания лондонцев зимой 1940–1941 года с тем, что пережили немцы в последние три года войны». В своих мемуарах он понизит градус ненависти военных выступлений, заметив в первом томе, что «принуждать государства к капитуляции посредством запугивания беспомощного гражданского населения и уничтожения женщин и детей» является «отвратительной идеей». В понимании Черчилля-историка-моралиста подобная практика, появившаяся в XX веке, стала еще одним подтверждением деградации человеческого общества. Черчилль вообще не был особенно высокого мнения о «нашем просвещенном веке», считая, что в нем «совершаются такие преступления, от которых в ужасе отшатнулись бы или на которые, во всяком случае, были бы неспособны дикари прошлого» [305]. «Мы что, звери? Не слишком ли далеко мы зашли?» — задастся он вопросом в июне 1943 года после просмотра кинохроники о бомбардировках Рура [306].

Разрушения Германии, хотя и привлекали внимание современных автору читателей, а также последующих исследователей, вызывали не самый жгучий интерес в части авиации и ее использования в годы войны. Куда больше алчущих подробностей софитов было направлено на другую тему — применение атомного оружия. В своей рецензии на шестой том американский историк профессор Декстер Перкинс отмечал, что эта книга представляет собой «источник огромной важности», в ней поднимаются вопросы, которые «будут обсуждаться многие годы» [307]. Атомная бомба и ее использование в Хиросиме и Нагасаки относились к одному из таких вопросов.

Рассматривать подобные темы всегда непросто и одномоментные снэпшоты здесь явно не помогут, а лишь исказят восприятие. Для понимания того, как Черчилль на самом деле относился к новому изобретению, что определяло это отношение, а так же как менялась точка зрения нашего героя, необходимо обратиться к прошлому. Черчилль проявил интерес к новому виду оружия достаточно рано. Профессор Грэхем Фармело полагает, что впервые британский политик познакомился с термином «атомная бомба» в романе Герберта Уэллса (1866–1946) «Мир освобожденный» [308]. Роман был написан в 1913-м и вышел в начале 1914 года. Находясь под влиянием идей физика Эрнеста Резерфорда (1871–1937) и радиохимика Фредерика Содди (1877–1956), Уэллс развил в своем произведении идею высвобождения энергии радиоактивного излучения, но в его представлении атомная бомба по своей взрывной силе не многим отличалась от других взрывчатых средств.

Идея создания нового вида оружия привлекла внимание Черчилля, и он использовал ее в своей статье 1924 года «Следует ли нам всем совершить самоубийство?» В частности, он задался вопросом: «Не существует ли несравненно более действенных способов использования энергии взрыва, нежели те, что были открыты до сих пор»? Он указал на возможность создания «бомбы величиной не больше апельсина, которая обладала бы таинственной способностью уничтожать сразу целые кварталы или сосредотачивала бы в себе разрушительную силу тысяч тонн пороха, так чтобы одним ударом сметать целые селения» [309].

В 1926 году профессор Линдеман познакомил своего друга с одной работой, посвященной квантовой теории. Названия книги не сохранилось, но доподлинно известно, что она вызвала интерес у политика, который не только ее проштудировал, но и кратко изложил своими словами основные положения. В частности, Черчилль акцентировал внимание на том, что электроны быстро перемещаются внутри атома и некоторые из них способны переходить, благодаря квантовому скачку, с одной орбиты на другую. В большинстве химических элементов ядра стабильны, но в таких элементах, как уран или радий, за счет радиоактивного распада происходит изменение ядра с образованием нового элемента и выделением большого количества энергии. Здесь Черчилль сбивается на аналогию из мира политики, замечая, что радиоактивность представляет, по сути, «высвобождение энергии ценой структуры», так же как «империи распадаются на независимые государства, которые позже распадаются» на более мелкие сообщества. Этот не подлежащий для публикации документ стал первым зафиксированным письменно рассуждением Черчилля о ядерных исследованиях [310].

Проявленный интерес к использованию энергии атома был неплохим началом для дальнейшего изучения перспективной темы. Но то ли сказались консервативные тенденции, то ли проявились когнитивные ограничения, интерес политика к атомному вопросу стал ослабевать. В августе 1939 года он не видел перспектив создания атомной бомбы в ближайшее время [311]и для получения его поддержки на масштабные исследования в годы войны потребовались определенные усилия со стороны помощников. Столкнувшись с нехваткой ресурсов, британцы, как известно, передали результаты своих наработок в США. Несмотря на то что Манхэттенский проект (как и его британский прообраз «Тьюб Эллойс») иногда становился темой обсуждений с Рузвельтом, Черчилль, в целом, мало интересовался статусом реализации этих начинаний. На что даже куратор проекта с британской стороны Джон Андерсон (1882–1958) жаловался в марте 1945 года Нильсу Бору (1885–1962): проблема с Черчиллем заключается в том, что его «ум далек от науки и ему трудно обозреть этот проект в должной перспективе» [312].