Дмитрий Медведев - Уинстон Черчилль. Личность и власть. 1939–1965

Аналогично предшественнице, Вторая мировая с ее «тупой бойней в гигантских масштабах и массовыми эффектами, не оставляющими места обособленным чувствам» навсегда изменила душу человечества. По мнению Черчилля, результатом кровопролитных сражений, унесших жизни десятков миллионов человек, стало «исчезновение всяких уз, которые связывали людей». Ослабли и узы, связывающие Черчилля с этим миром, который все больше становился для него непонятным и неконтролируемым. Отсюда и усилившийся консерватизм с его осуждением последних изобретений, отсюда и та сложность изображения «для нового поколения картины страстей, которые разгорелись» в предвоенные годы [293].

Тем не менее, какой бы настрой ни отличал британского политика, ему приходилось действовать в условиях перманентной турбулентности, когда даже для того, чтобы оставаться на месте, приходится бежать изо всех сил. Черчилль и сам прекрасно понимал необходимость дальнейших научных изысканий и инновационных решений, указывая в своем меморандуме в сентябре 1940 года, что «скорее всего мы сможем справиться с превосходящими силами противника путем изобретения нового оружия и прежде всего при помощи передовой науки» [294].

Черчиллю пришлось иметь дело с несколькими техническими новинками. Одна из них касалась авиации. Вначале 1910-х годов он многое сделал для развития военно-воздушных сил. А теперь, заняв пост премьер-министра, он с нескрываемым беспокойством наблюдал за тем, насколько достижения в области ВВС изменили подходы к ведению боевых действий и насколько серьезному пересмотру подверглась действовавшая на протяжении многих десятилетий доктрина национальной обороны Великобритании. И дело не ограничилось тем, что Туманный Альбион стал отныне уязвим с воздуха. Произошедшие изменения имели более глубокий характер. Если раньше любое развитие военной техники лишь «осложняло и усугубляло опасность переброски армии» через Ла-Манш и создавало в случае успешной высадки противника на побережье «почти непреодолимые трудности их снабжения», то с появлением авиации враг мог «установить господство в воздухе по обе стороны узкого Дуврского пролива», сведя на нет оборонительную мощь военно-морского флота Его Величества и обеспечив условия для десантирования [295].

Но развитие науки и технологий является улицей с двухсторонним движением, и, создавая новые угрозы, оно также предлагает и новые возможности. В Британии не только страдали от налетов люфтваффе и готовились к возможному вторжению, но и активно использовали новый вид оружия, меняя собственные концептуальные наработки. Отныне вместо привычной для британцев военно-морской блокады основное место в борьбе с противником заняли стратегические бомбардировки. «Флот может проиграть войну, но только авиация может ее выиграть», — такими словами Черчилль начал свой меморандум от 3 сентября 1940 года. Он указал, что «наши главные усилия должны быть направлены на достижение решающего превосходства в воздухе». Подчеркивая, что «только бомбардировщики могут одержать победу», Черчилль призвал «сбрасывать над Германией все большее количество бомб» с целью уничтожения «промышленной и научной базы». Этот меморандум представлен в основном тексте второго тома. В следующем томе автор приводит три других знаменитых меморандума, подготовленные им в период с 16 по 20 декабря 1941 года во время путешествия в США и задающие основные направления боевых действий. Среди прочего, он указывал, что «мы возлагаем большие надежды на подрыв производственной мощи Германии и морального состояния ее населения путем все более ожесточенных и точных бомбардировок городов и портов». В четвертом томе Черчилль выражает свое «сожаление» дневными бомбардировками, считая, что в ночное время можно было бы сбросить на Германию «гораздо больше бомб», а с использованием научных достижений — значительно повысить точность попадания [296]. Но в целом автор не слишком акцентирует внимание на этом поворотном моменте, а также на личной поддержке стратегических бомбардировок. Так, например, он удаляет из приложений четвертого тома меморандум от 29 июля 1942 года, который был обращен к последовательному критику идеи стратегических бомбардировок Клементу Эттли. В этом документе Черчилль откровенно признается, что «в результате длительных размышлений» он пришел к выводу, что «нашим лучшим шансом одержать победу являются громадные бомбардировщики» [297].

Причина осторожного освещения столь принципиальной темы объяснялась не только желанием навести тень на плетень своих замыслов, хотя последние и оказались в целом ошибочными: все-таки не стратегические бомбардировки сломили волю нацистов к сопротивлению, кроме того, не считая последних трех месяцев войны, производство немецких танков, самолетов, артиллерии и подводных лодок несмотря на непрекращающиеся налеты англо-американской авиации лишь возрастало год от года. Причина была в ином. Активные бомбардировки немецких городов, помимо разрушения промышленной инфраструктуры страны, привели к массовой гибели гражданского населения. Черчилль непосредственно не руководил бомбардировками, но, являясь главой правительства, он знал, что происходит по другую сторону Северного моря. Знал и одобрял. Черчилль воспринимал происходящее, как расплату. «Я прославляю как пример высшей и поэтической справедливости тот факт, что люди, которые развязали и обрушили на человечество все эти ужасы, теперь у себя дома на собственной шкуре почувствуют сокрушительные удары справедливого возмездия», — заявил он по радио 10 мая 1942 года. В своей речи в палате общин 21 февраля 1944 года он напомнил, что «авиация была тем видом оружия», которое Германия «избрала в качестве главного орудия завоеваний». «Я не буду морализировать, — добавил Черчилль, — но скажу только, что в длинной цепи событий есть странная и суровая справедливость» [298].

Приведенные выступления пропитаны военным угаром с его неизбежным стремлением наказать обидчика как можно больнее за собственные потери. Но схожая, хотя и лексически более сдержанная позиция представлена и в мемуарах. В первом томе автор констатирует, что «отвратительные бомбардировки немцами открытых городов с воздуха вызвали двадцатикратный по своей мощи ответ со стороны все возраставших воздушных сил союзников» [299], тем самым показывая четкую причинно-следственную связь между «отвратительным» нападением немцев и карой со стороны союзников.

Представленная логика важна для понимания того, как трансформировалось в годы войны отношение Черчилля к роли и методам стратегических бомбардировок. Выше уже упоминалось, что разрушение технической инфраструктуры противника с воздуха занимало важное место в общей концепции достижения победы путем экономического коллапса Германии. При этом целями нападения являлись исключительно промышленные центры, заводы и фабрики, а также военные объекты. Но так продолжалось лишь до поры до времени. В 1941 году британскому премьеру лег на стол отчет, согласно которому из каждых двадцати бомбардировщиков в пятимильный радиус от цели попадал всего один. Черчилль был шокирован полученной информацией. Начальник штаба ВВС Чарльз Портал предложил увеличить количество задействованных самолетов, но премьер отклонил это предложение, указав, что необходимо искать качественное решение и повышать точность определения целей. Несмотря на значительные усилия, решить проблему так и не удалось. Воспользовавшись негодованием премьера, Линдеман предложил изменить общий подход и сбрасывать бомбы не на точечные элементы промышленной инфраструктуры, а на более крупные объекты — города. Таким образом, считал профессор, удастся не только разрушить стратегически важные объекты, но и лишить жилья тех, кто на них работает. А то, что при этом будет гибнуть гражданское население, британских стратегов особенно не смутило [300].