Дмитрий Медведев - Уинстон Черчилль. Личность и власть. 1939–1965

Внимание Черчилля в этот период работы над последним томом привлекли не только неизвестные широкой публике подробности и встречи. Автор пытался проникнуть также в менее важные для своего повествования события. Например, сражение в заливе Лейте между флотами США и Японии в конце октября 1944 года. Несмотря на то что эта баталия стала самым масштабным морским сражением в истории, для книги британского премьера она не имела принципиального значения. В конце концов, ни он сам, ни флот его страны не принимали в ней участия. И тем не менее Черчилль счел необходимым уделить ей внимание и обсудить ее с Гордоном Алленом и Денисом Келли. В августе 1953 года он пригласил помощников на ланч. После того как была выпита вторая бутылка шампанского, Черчилль скомандовал: «Давайте начнем!» Дальше в течение нескольких часов он подробно обсуждал черновик главы, отрабатывая каждое слово. «За все годы, что я знал сэра Уинстона, его ум никогда не был настолько остр, как в этот августовский день 1953 года», — вспоминал Вальтер Грабнер, также присутствовавший при обсуждении [232].

Предисловие к последнему тому «Второй мировой войны» датировано 30 сентября 1953 года. В этот день автор вернулся после рабочего отдыха с Лазурного Берега и согласовал черновик предисловия, подготовленного Денисом Келли. Впоследствии

Келли вспоминал, как он с Черчиллем сидел в тот день в главной зале Чекерса. Они были одни. В течение двадцати минут премьер-министр читал проект предисловия. Одно из предложений в первом абзаце выглядело следующим образом: «Нацистская Германия была оккупирована и разделена». «Слова, которого не хватает, — разгромлена», — произнес Черчилль [75].

С отработкой предисловия работа над «Второй мировой войной» подошла к концу. По крайней мере, так тогда думал и автор, и другие члены «Синдиката». На следующий месяц была запланирована публикация фрагментов в газетах и журналах. Еще через месяц — выход американского издания шестого тома. А там уже недалеко было и до знакомства с книгой британской публики.

Но прежде чем последовать заданному формату и рассказать об истории публикации «Триумфа и трагедии», а также о том, как последний том был принят критикой и читателями, сделаем небольшое отступление, остановившись на событии, которое произошло в конце 1953 года и оказало серьезное влияние на восприятие и популярность «Второй мировой войны».

Шестнадцатого октября было объявлено, что британскому политику присуждается Нобелевская премия… по литературе. Наряду с Джозефом Редьярдом Киплингом (1907 год [76]), Джорджем Бернардом Шоу (1925 год), Джоном Голсуорси (1932 год), Томасом Стернзом Элиотом (1948 год) и Бертраном Расселом (1950 год) Уинстон Леонард Спенсер Черчилль стал шестым британцем и единственным в мире политиком, удостоившимся столь высокой награды в столь творческой номинации. В заявлении Нобелевского комитета сообщалось, что премия присуждена за «высокое мастерство исторических и биографических описаний, а также за блестящее ораторское искусство, с помощью которого отстаивались высшие человеческие ценности» [235].

По мнению профессора Поля Элкона, термин «описание» не совсем удачен. Гораздо больше подходит — «анализ». «„Описания“ предполагают легкий и менее интересный текст, чем сочинения Черчилля, — объясняет ученый. — Самым поразительным в исторических и биографических работах британского автора является присущая этим произведениям продуманная комбинация повествования и анализа» [236].

Среди номинантов в 1953 году также обсуждалась кандидатура Эрнеста Миллера Хемингуэя (1899–1961), но предпочтение все-таки было отдано Черчиллю. Автор романа «Прощай, оружие!» был не из тех, кто умел проигрывать (впрочем, как и его литературный визави). В своем комментарии он заметил, что британский политик «величайший мастер устного слова». Сделав акцент на «устном слове», он тем самым намекнул, что это не та сфера, за которую присуждают Нобелевскую премию по литературе [237]. Хемингуэй злился напрасно. Его вклад в литературу будет отмечен уже на следующий год.

И без ремарок Хемингуэя присуждение Нобелевской премии премьер-министру может показаться странным. Однако, прежде чем развивать эту тему, скажем сначала несколько слов о самой премии. В ноябре 1895 года в шведско-норвежском клубе в Париже Альфред Нобель (1833–1896) составил знаменитое завещание, по которому большая часть заработанного им состояния — 31,6 миллионов шведских крон [77]— выделялась на создание специального фонда. Из этого фонда предполагалось ежегодно премировать тех, кто отметился выдающимися достижениями в области физики, химии, медицины, литературы и мира. По литературе премия присуждается за создание наиболее значительного литературного произведения идеалистической [78]направленности. При этом под «литературным» понимается произведение не только художественного жанра. В частности, в 1902 году премия была присуждена историку Теодору Моммзену (1817–1903), а в 1908-м, 1927-м и 1950 году — философам Рудольфу Эйкену (1846–1926), Анри Бергсону (1859–1941) и Бертрану Расселу (1872–1970).

Награждение Черчилля вызвало множество неприятных вопросов, хотя его имя уже неоднократно упоминалось в связи с Нобелевским комитетом. В 1937 году потомок Марка Твена [79]Сирил Клеменс (1902–1999), работавший в тот момент над биографией Г. К. Честертона, охарактеризовал «Мальборо» как «великолепное» сочинение и счел, что его автор «заслуживает Нобелевскую премию» [238]. Если в 1930-х годах подобные предложения высказывали отдельные личности, то в следующем десятилетии такие пожелания встречались чаще. А в октябре 1949 года британский политик упоминался как один из возможных нобеляров по литературе [239]. Но тогда — не состоялось. Причем не только для Черчилля. В 1949 году премия по литературе не присуждалась. Такие случаи допускались, и, согласно статуту Нобелевского фонда, призовые деньги переносились на следующий год. В 1950-м за 1949 год премию получил американец Уильям Катберт Фолкнер (1897–1962). В конце 1950 года, после выхода четвертого тома «Второй мировой войны», некоторые рецензенты предложили дать автору Нобелевскую премию по литературе в «знак признательности других его замечательных книг, а также последнего шедевра» [240].

Члены Нобелевского комитета и члены Шведской академии, участвующие в голосовании, отдавали должное литературному качеству прозы Черчилля, а также текстов его выступлений, но долгое время отказывались произнести веское «да» во избежание когнитивного диссонанса из-за значительных заслуг претендента на политическом поприще. В 1953 году, по прошествии восьми лет после окончания Второй мировой войны, было принято решение, что деятельность Черчилля в военный период уже достаточно отошла в прошлое, чтобы награждение было воспринято, как исключительно литературное признание. Но шведы ошиблись. В глазах общественности Черчилль по-прежнему продолжал оставаться политической фигурой, а признание его заслуг на ниве литературы отодвигалось на второй план. Кроме того, в момент присуждения премии Черчилль возглавлял правительство. Впредь Шведская академия постарается не допускать рассмотрения даже на предварительном отборе претендентов-литераторов, занимающих государственные посты [241].