Моше Левин - Советский век

Казалось, война, набросала контур третьего панно, которым должно было бы завершиться создание исторически правдоподобного «триптиха», однако оно еще требовало работы. Первое полотно было посвящено ликвидации ленинизма и укрощению партии, второе - уничтожению исторической партии и переписыванию истории. В третьем предполагалось возместить прошлому идеологический долг и резко повернуть в сторону националистической великодержавности наподобие самодержавия, вернув к жизни его атрибуты.

В продолжение этих трех фаз погибло множество граждан,среди которых были ценные, независимо мыслящие люди. Общество существовало в атмосфере террора. И все же и сталинизм, в свою очередь, оказался на краю могилы. Ошибочно думать, что смерть диктатора являлась здесь решающим фактором. После окончания войны система пришла в упадок, и Сталин, несмотря на то, что казался всемогущим, упорно искал средство придать ей новый жизненный импульс.

Основная причина упадка системы крылась во внутренних противоречиях режима. Его абсолютистские черты, заимствованные из прошлого века, не сочетались с результатами насильственной индустриализации, он не был в состоянии дать ответ на вызов новой эпохи. Правительство, породившее на свет фурий, оказалось не в состоянии реагировать на изменяющуюся реальность, примирять групповые интересы и сглаживать обусловленные процессом развития шероховатости во взаимоотношениях социальных структур и слоев. Патологические чистки подтверждали сказанное: сталинизм не мог ужиться с плодами собственной политики, прежде всего со своей собственной бюрократией; однако и без нее он тоже не мог обойтись.

Сталин вступил на свою стезю, опираясь на опыт, приобретенный в Гражданскую войну. Его взгляды на настоящее и будущее России изначально предопределялись особенностями его личности и интеллекта, а также - жизненными обстоятельствами. Но нельзя игнорировать и тот факт, что во всем этом весомую роль сыграла специфика русской истории: она не только создала Сталина, но и позволила ему захватить власть, повести страну по особому курсу.

Политическая система старой России имела многочисленных предшественников как на ее обширной территории, так и в прилегающих регионах (Средний Восток, Дальний Восток, а также Восточная Европа). Здесь господствовал аграрный деспотизм. Трансформация Московии в централизованное государство являлась объединением ряда отдельных княжеств в единое целое. С одной стороны, это означало борьбу со средневековым феодализмом, поскольку крупные земельные владения раздроблялись. Но с другой стороны, возникла новая форма строя, сопровождавшаяся закрепощением крестьян, поскольку государство наделяло дворян землей с правом наследования. В результате образовывались классы владельцев (слуг государства) и крепостных.

Россия складывалась при расширении личных владений правителя Москвы, что совпадало с формированием самодержавия и образованием нации на громадной территории, присоединенной посредством колонизации. Выдающийся русский историк Сергей Соловьев охарактеризовал этот процесс как непрерывное распространение власти Москвы на новые земли. Процесс мог быть успешным только при наличии высокоцентрализованного государства, управляемого монархом, получившим полномочия свыше.

В XVIII и XIX столетиях самодержавие столкнулось с трудностями, вызванными тем, что возникла необходимость тщательно завуалировать его происхождение, основанное на земельной собственности. Таковое препятствовало новым методам управления и роняло лицо империи. Перемены, происходившие на протяжении столетий, постепенно сделали эту государственную конструкцию непригодной. Однако даже Николай II демонстрировал крайнюю приверженность к самодержавной модели, что уводило его назад, к эпохе, когда монарх считал государство личным владением и управлял им как семейной собственностью. В связи с этим можно вспомнить древнегреческих деспотов , почитавшихся главами семейных кланов и окруженных многочисленными слугами и рабами.

Но в XX столетии крепостного права уже не существовало, и крестьянский патриархальный уклад, при котором старший в роду являлся в народном представлении аналогом самодержца - sui generis опорой народной монархии, - отходил в прошлое. Глава крестьянской семьи мог испытывать крепкую приверженность к самодержавию уже оттого, что ощущал свое положение мини-монарха твердым лишь при условии, что над ним возвышается Великий Государь-батюшка. Но основания этого примитивного деревенского монархизма подтачивались по мере того, как крестьяне стали задаваться вопросом о смысле такой аналогии.

Сталин все глубже идентифицировал свой режим с имперским прошлым России и стремился использовать старые традиции для его поддержания. В принципе это не может не озадачивать: ведь царизм довольно быстро пришел к глубокому упадку. Но неверно преуменьшать действенность феномена и сводить его лишь к инструменту мобилизации сил народа против немецких захватчиков во время войны или просто ссылаться на расхожее мнение: «Русские не могут без царя». Это отвечало глубоким политическим и психологическим потребностям: и сам Сталин, и его режим нуждались в радикальном переосмыслении своей политической и идеологической сущности.

Сталин, по-видимому, хорошо понимал историческую эволюцию титулов правителей Руси. Первоначально правитель назывался князем , что было не особенно престижно, поскольку князей было много. Потом Василий III принял титул государя , но все это слишком напоминало титулы других правителей того времени. Титул царь - русский эквивалент германского кайзер и римского цезарь , - обретенный Иваном Грозным, впечатлял сильнее, а по отношению к Грозному он звучал даже зловеще. Наконец, Петр Великий остановил выбор на императоре как на самом престижном титуле из всех возможных. Его наследники сохраняли за собой весь перечень титулов, начиная с императора . Сталин хотел найти свое место в этом списке. Однако выше императора никого не было, и ему пришлось остановиться на генералиссимусе - звании, которым не обладал никто из царей .

Мы не тратили бы время на ироничные экскурсы, если бы страсть к оглушительным титулам была присуща исключительно Сталину, однако ее разделяли и другие генеральные секретари. Это говорит о том, что при правителях, не знающих, что делать со своей властью, превалирует политическое пустословие.

Подобные политические и психологические заимствования из прошлого не должны заставить нас забыть главное: генералиссимус двигался в никуда. Утверждение своего родства с империей и, прежде всего, с ее царями, безжалостными строителями государства, должно было позволить ему отказаться от обязательств, которые он принял на себя, обещая построить социализм, что оказалось невозможным.