Моше Левин - Советский век

В перечне была воспроизведена численность каждого министерства, но внимательное изучение данных по иерархическим слоям более наглядно проясняет положение. Из 41 883 номенклатурных позиций на верхний слой (министерства и партия) приходилось 4836, или 12 % перечня. (Читатели уже понимают, что подобный экскурс в номенклатуру дает возможность представить полотно всей советской административной системы.)

Для полноты анализа эти цифры следует сравнить с данными Центрального статистического управления, которые детально характеризуют государственный аппарат в целом. В сумме номенклатура составляет около трети из 160 тысяч высших постов, из которых 105 тысяч приходятся на центральный правительственный аппарат в Москве, а 55 тысяч - на республиканские административные органы (министерства и учреждения). Можно отметить, что в то время государственная администрация насчитывала примерно 1,6 миллиона управленческих постов, или 18,8 % от общего числа работающих. Более реалистичный расчет уменьшает последнюю цифру до 6,5 миллиона, исключив из категории «администрация» уборщиков и другой низший технический персонал. «Высшие управленческие кадры» состоят из чиновников, возглавляющих административные единицы, низшие по должности в той или иной степени им подчинены. Здесь также существует категория под наименованием «ведущие» или «старшие специалисты» (возможно, что это соответствовало их подлинной роли).

Вновь возвращаясь к номенклатуре Центрального комитета, можно обнаружить характерный разрыв, обусловленный областями деятельности разных категорий. Самым важным контингентом считались партийные и комсомольские чиновники: 10 533 человека, или 24,6 %.

Далее следовали:

• промышленность: 8808 человек, или 20,5 %;

• главные административные органы: 4082 человека, или 9,5 %;

• оборона: 3954 человека, или 9,2 %;

• культура, искусство и наука: 2305 человек, или 5,4 %;

• транспорт: 1842 человека, или 4,4 %;

• сельское хозяйство: 1548 человек, или 3,6 %;

• государственная безопасность и общественный порядок: 1331, или 3,1 %;

• карательные органы и юстиция: 1242 человека, или 2,9 %;

• иностранные дела: 1169 человек, или 2,7 %;

• строительство: 1106 человек, или 2,6 %;

• снабжение и торговля: 1022 человека, или 2,4 %;

• социальные службы: 767 человек, или 1,8 %;

• профсоюзы и кооперативы: 763 человека, или 1,8 %;

• государственное планирование, регистрация и контроль: 575 человек, или 1,3 %;

• финансовые и кредитные институты: 406 человек, или 1 %.

Анализ профессиональной принадлежности чиновников из перечня середины 1946 г. показывает, что 14 778 постов занимали инженеры различных специальностей. Многие из них имели образовательный уровень существенно ниже необходимого, но это компенсировалось (по крайней мере, так было объяснено) продолжительным стажем их работы: 70 % имевших только начальное образование занимали руководящие посты более 10 лет. В целом 55,7 % номенклатуры центра имели служебный стаж более 10 лет; 32,6 % - от шести до десяти лет; 39,2 % - от двух до пяти лет; 17,25 % - от года до двух лет; 22,1 % - менее года.

К номенклатуре также принадлежали 1400 чиновников, которые не являлись членами партии (3,5 % от общего числа). Наконец, последнее, но не менее важное: из общего числа постов русские занимали 66,7 %, украинцы - 11,3 %, евреи - 5,4 % и т. д. ( «и т. д.» значится в самом документе).

Читатели, испытывающие особый интерес к проблемам бюрократии, найдут здесь пищу для размышлений относительно методов контроля, а также логики и алогичности политики подобной централизации. Запутанность номенклатурной иерархии доходит до той степени, при которой методы контроля бюрократии становятся нереальными. Дальнейшее изучение показывает, что этот перечень фактически был только частью более обширной системы. Центральный комитет контролировал - или пытался контролировать - высший слой чиновничества. Но находящиеся наверху властвовали над нижестоящими, несмотря на то, что должны были действовать в кооперации с соответствующими партийными комитетами на каждом уровне.

В свою очередь низший эшелон выполнял аналогичные функции по отношению к подконтрольным институтам либо единовластно, либо опять-таки с ведома партийных органов и т. д.

Следовательно, система, представляющаяся сверху простой, на самом деле состояла из различных иерархий, принимающих решения, прерогативы которых были весьма туманными и допускали многочисленные нарушения. Бесконечные жалобы аппарата Центрального комитета в адрес министерств свидетельствуют, что они вовсе не стремились следовать правилам номенклатуры. Они назначали, переводили или увольняли чиновников без консультаций с Центральным комитетом или делали это задним числом. Подобное свидетельствует о том, что в реальности номенклатура не работала как система одностороннего движения. Когда пост оказывался вакантным, ЦК мог искать кандидата в своем резервном перечне, но он поступал так только в тех случаях, когда соответствующее министерство оказывалось в кризисной ситуации. Обычно он просил министра назвать своего кандидата и впоследствии утверждал его назначение.

Далее, во второй и третьей частях книги, мы вновь поставим вопрос, кто же кого в конце концов контролировал в этой системе, и попробуем дать на него ответ. Но уже можно видеть, что логистика контроля системы находилась, по сути дела, в зависимости от самой системы. На внутрипартийных дебатах открыто говорилось об опасностях экономизации и утраты контроля над правительственной машиной и ее администрацией, причем практически этими же словами.

В заключение хотелось бы подчеркнуть две черты сталинской системы. Имея дело с методами Сталина-правителя, мы попадаем в царство произвола и тиранического деспотизма. Говоря о советском правительстве, мы оказываемся в цитадели бюрократии, вернее, двух ее ответвлений, одно из которых (партийный аппарат) количественно меньше, а другое (государственная администрация) - существенно крупнее.

По сути дела победа 1945 г. возродила на мировой сцене сталинизм в еще большем масштабе в тот самый момент, когда система и сам Сталин вступили в фазу потрясений и упадка. Фактически он утратил способность эффективно управлять страной. Казалось, он достиг своих целей, но дорога, независимо от состояния его здоровья, вела в одном направлении - назад

После окончания войны Сталина по-прежнему захватывала мысль о необходимости доктрины, которая явилась бы своего рода его историческим алиби и представила бы сталинский режим исторически закономерным. Требовалось нечто чрезвычайно весомое, чтобы полностью порвать со своим политическим происхождением.