Моше Левин - Советский век

С точки зрения Кузнецова, взятки создавали теплые «семейные» отношения, делающие партийные организации игрушками в руках экономических управленцев. На одном из собраний он заметил: «Если положение не переломить, это приведет партию к концу». По его мнению, было необходимо, чтобы «партийные организации вновь обрели независимость». У тех, кто считал верховенство партии непреложным, эта фраза могла вызвать только удивление. Ясно, что он повторял то, что было сказано на закрытом совещании управления кадров в 1946 г., вскоре после его назначения.

Консультации подобного рода с представителями всех уровней аппарата, по-видимому, никогда ранее не проводились. Кузнецов просил участников высказываться откровенно и внимательно слушал: главы отделов управления были сверхбюрократами, недоступными для своих подчиненных; они создавали клики и пользовались особыми привилегиями; иерархия выстраивалась чрезвычайно жестко и не оставляла места для партийного товарищества; наконец, климат секретности попросту душил. Однако показательно, в каком тоне аппаратчики говорили о министрах, возглавляющих важнейшие отрасли, - они являлись подобием феодалов, свысока и презрительно взирающих на чиновников. Кто-то подал голос: «Когда вы последний раз видели министра у нас, в Центральном комитете?» И еще кто-то добавил: «Даже замминистра!»

Интересно отметить, что и сам Кузнецов чувствовал, как много деловой конструктивной критики раздавалось из среды молодых аппаратчиков уровня инструкторов. Они были полны идеализма и с горечью ощущали, что их надежды не оправдались. Кузнецов даже услышал фразу, которой совсем не ожидал (как и историк 50 лет спустя!): «Мы (партия) потеряли власть!» Все это запротоколировано в отчете совещания 1946 года. Итак, год спустя едва ли могли вызвать удивление слова Кузнецова, сказавшего, что партийным организациям нужно вновь обрести «независимость». «Экономизация» партии стала ее проклятием, волновавшим руководство, как никогда ранее.

На кону находилось само существование партии как правящего института. Во время войны ее трансформация в министерский придаток ускорилась, что сопровождалось значительной утратой власти. Неудивительно: министерства несли ответственность за ход военных действий, завершавшихся блистательными победами. Партийный аппарат оказался коррумпированным и «купленным» управленцами, которые все чаще имели дело исключительно с Советом министров и игнорировали Центральный комитет и его номенклатуру . Имеется много свидетельств пренебрежения «правилами номенклатуры » (термин, к которому мы вернемся).

Единственным средством представлялось освобождение центрального аппарата от прямого вмешательства в экономику и работу предприятий, исключение составляли контроль кадров и соблюдение руководящей линии. Но целью ждановщины было разрешение более сложных проблем. В прошлом Управление кадров при направлении на партийную работу отдавало предпочтение людям с техническим образованием, теперь преференции предоставлялись выпускникам гуманитарных вузов, для того чтобы избежать таких идеологических ляпов, как цензурное разрешение «идеологически чуждых» пассажей в опере или издание недостаточно подчищенной биографии Ленина и т. д.

«Технари» считались неспособными самостоятельно обнаруживать идеологические подкопы. Угроза, подобная экономизации, - более прозаическая, но менее очевидная, чреватая началом утраты партией идеологической зоркости, находилась за пределами их интеллектуальных возможностей.

Что же представляла собой идеологическая конструкция, которая, по-видимому, теряла жизненную силу? Что можно было противопоставить влиянию капиталистического Запада?

Здесь мы касаемся уязвимого места идеологического оружия партии. На этой стадии сталинизм характеризовался нежеланием, даже неспособностью критиковать капитализм с социалистических позиций. Как мы уже сказали, выбор сделали в пользу воинствующего русского национализма - это будет рассмотрено в третьей части книги, где мы попытаемся развернуть достаточно широкое полотно истории становления сталинской идеологии.

Решение более узкой практической проблемы возрождения контроля партийного аппарата над министерствами и самим собой связывалось, повторяем, с пресечением бесполезного прямого вмешательства в экономику, что развязывало управленцам руки. Поэтому реформа аппарата 1946 г. состояла в ограничении этого вмешательства и приостановке экономизации партии.

Однако сама по себе такая «линия» не могла заменить крепкого идеологического цемента, утраченного сталинизмом. Алексей Кузнецов неоднократно намекал на это во время общего партийного собрания аппарата ЦК. «У партии нет программы», - заявлял он, констатируя, что единственными действенными программными текстами являлись «сталинская» Конституция и пятилетний план.

Эти слова являлись отчаянно смелыми, поскольку намекали, что при Сталине партия лишилась своей исконной идеологической мощи. Они были бы самоубийственными, если бы сам Сталин (мы подозреваем) ранее не произнес их, а Кузнецов, в свою очередь, просто процитировал.

Когда этот секретарь Центрального комитета говорил о необходимости отхода партии от решения экономических проблем и об обретении ею независимости, он, по-видимому, повторял доводы Сталина или, по крайней мере, декларировал то, что им одобрялось. Вождь сам сознавал, что эрозия большей части изначальной идеологии стала причиной экономизации партийных кадров. Политика ждановщины, проводившаяся по указанию Сталина, свидетельствовала, что он сознавал идеологическую слабость режима и поэтому решил скрепить его новым идеологическим цементом. Мы видели, что входило в его состав - компоненты являлись еще одной частью проблемы, а не частью ее решения.

Как бы то ни было, теперь «экономика» объявлялась причиной упадка главного аппарата партии. Одобренные меры основывались на убеждении, что четкое разделение труда между Центральным комитетом и Советом министров может исправить положение. При этом Совмин продолжал управлять страной, а ЦК утверждал назначение чиновников на ключевые посты и контролировал отделы кадров всех государственных институтов. Но эта линия - «отойти от экономики и вернуться к партийной работе» - не могла долго продолжаться. Менее чем через два года реорганизация, рассчитанная на длительный срок (даже если бы ее цель оказалась недостижимой), была отменена.

Отступление.

Остановка произошла в конце 1948 г. Позвольте кратко проанализировать ее последствия. В начале 1949 г. специализированные сектора Управления кадров стали обособленными отделами, курировавшими различные сферы государственной деятельности. Официально они имели дело лишь со специальными кадрами, а не с их профессиональной работой. Волей-неволей отделы Центрального комитета постоянно вовлекались в дела управленческих структур экономики. Причина скрывалась в характере отраслевой системы - в том, что реформа 1946 г. должна была бы преодолеть. Таким образом, «поворот» превратился в отступление.