Моше Левин - Советский век

Социально-экономические показатели довоенного уровня, особенно в сельском хозяйстве, были достигнуты еще при жизни Сталина. Но уход со сцены вождя не избавил СССР от его наследия, поскольку послевоенная реконструкция включала в себя возрождение загнивающей сталинской модели со всеми ее искривлениями и присущей ей иррациональностью.

Наступление мира поставило государство и партию, ранее всецело занятых войной, перед неожиданными реалиями. Государственная бюрократия - основной организатор в дни войны - оказалась лицом к лицу перед проблемами реконверсии. Положение партии и ее аппарата было еще сложнее. Что бы ни твердила пропаганда, но в 1941-1945 гг. партийный аппарат играл только вспомогательную роль. Конечно, члены Политбюро управляли военной машиной посредством Государственного комитета обороны, но они трудились под железной пятой Сталина уже как лидеры государства, а не партии. Центральный комитет временно прекратил работу, и партийные съезды не созывались.

Чтобы навести порядок в партийном доме, Иосиф Сталин пригласил из Ленинграда Алексея Кузнецова. Тот стал широко популярным в дни ленинградской блокады, когда считался вторым человеком в городе после Андрея Жданова.

Кузнецова назначили секретарем Центрального комитета по кадрам и ввели в Политбюро. Говорили, что Сталин видел в нем своего правопреемника. Это не являлось завидным жребием для неофита, оказавшегося в сетях сложной аппаратной борьбы, идущей вокруг вождя. Прерогативы Кузнецова были значительными, но и стоящая перед ним задача - весьма обширной. Зоной его ответственности являлся подбор высококвалифицированных и политически надежных руководителей для всех важных государственных органов. Чтобы решить эту проблему, ему предстояло четко контролировать работу реорганизованного управления кадров партии. Приоритетом являлось выдвижение компетентного контингента на ответственные роли в жизненно важных от раслях экономики по всей стране.

Реорганизация партии, стоящая вторым пунктом повестки дня, пугала количеством аспектов и непредсказуемостью результатов. Персонал партийного аппарата постоянно менялся, но его структуры, несмотря ни на что, оставались более или менее стабильными. Вот почему следовало внимательнее приглядеться к тому, какими они стали.

Главе управления кадров предоставили пять заместителей, вместо бывших 50 отделов оставили 28. Делами самого управления стал заниматься специальный отдел с несколькими подразделениями, находившимися у него в подчинении.

Одному из вновь созданных отделов предстояло заниматься кадрами партийных организаций, второму - обучением и переобучением кадров, третьему - кадрами вооруженных сил, внутренних дел, внешней торговли, службы государственной безопасности, прокуратуры и органов юстиции.Началось создание отделов транспорта и всех отраслей экономики, а также сельского хозяйства, финансов, высшего образования и науки, печати, искусств и т. д. Так новое управление обретало контуры громоздкой и неповоротливой машины, в которой должны были найти себе место не менее 650 чиновников высшего ранга, без которых это, возможно самое большое и функционально направленное учреждение Центрального комитета, скорее всего, забуксовало бы. Впрочем, оно вообще не успело сдвинуться с места. Два года спустя структуру управления вернули к старой форме - отраслевой, и все пошло по наезженной колее.

Должность нового секретаря позволяла Кузнецову надзирать буквально за всем и вся, включая засекреченные институты - поскольку они нуждались в кадрах, которые поставляло и контролировало его управление. Или по крайней мере начало поставлять и контролировать.

Выступления Кузнецова (в том числе и неопубликованные), его беседы с подчиненными позволяют сделать вывод, что он был образованным человеком. Организаторские способности и легкость, с которой ему удавалось завоевывать уважение аппарата, свидетельствуют о неоспоримых достоинствах его личности.

Попытка перестроить и оживить партию и аппарат была, конечно, согласована со Сталиным, но когда дело касалось организационных проблем, Кузнецов считался всецело самостоятельным, правда, в идеологической сфере он должен был беспрекословно подчиняться принятым правилам.

Соответственно, прежде чем продолжить обсуждение реформ партийного аппарата, нам стоит обратиться к «идеологическим аспектам» задач по его реорганизации и активизации, особенно к новациям, проистекавшим из начатого Сталиным во время войны возрождения старой державной символики. Новая идеологическая линия непосредственно касалась центральных кадров партии, которым предстояло переучиться, подобно прочим социальным группам и административным учреждениям.

Ждановщина и «суды чести» (1946-1950 гг.).

Политика «борьбы за чистоту идеологических основ», названая ждановщиной по имени ее главного проводника - Андрея Жданова, в то время секретаря ЦК партии, стала одной из самых обскурантистских глав сталинизма. Она буквально опустошила культурную жизнь страны послевоенных лет [60] 60 Подробную характеристику ждановщины можно найти в различных трудах по истории советской культуры, литературы, науки и даже здравоохранения. Краткий, но полезный очерк см.: Slonim М. Soviet Russian Literature: Writers and Problems. 1917-1967. New York, 1967. Chapter 26. . Мы попытаемся охарактеризовать ее исключительно на основе неопубликованных документов партийного аппарата.

Основной мишенью ждановщины, как казалось на первый взгляд, являлась «творческая интеллигенция», обвиненная в «низкопоклонстве перед Западом» и «космополитизме». Борьба с «низкопоклонством» должна была оградить писателей и композиторов, режиссеров и актеров от «тлетворного влияния» буржуазной культуры. Борьба с «космополитизмом» - от «проводников» этой культуры определенной национальности, что вполне соответствовало тщательно маскируемому антисемитизму режима. Однако дух ждановщины витал всюду, в том числе и в аппаратной среде, состоявшей из значительного числа людей с высшим образованием. Она атаковала широким фронтом. Так называемые суды чести защищали ее позиции. Архаическое звучание этого словосочетания - «суд чести» - словно возвращало во времена Средневековья с его кодексом чести. Отныне патриотизм включал в себя гордость за множащиеся под перьями бойких борзописцев достижения сталинского фатерланда и неприязнь к патентующим их евреям.

Выражая крайний русский национализм, ждановщина атаковала проявления национализма в союзных республиках. Подсудимые обвинялись в любых низостях - передаче западным ученым секретных материалов, пропаганде «сумбура вместо музыки», абстракционизма вместо живописи. В высших партийных и правительственные сферах их появление противоречило любой минимально разумной административной логике и существенно препятствовало попыткам поднять культурный и профессиональный уровень партийного аппарата.