Андрей Мовчан - Россия в эпоху постправды. Здравый смысл против информационного шума

Дефицит бюджета, конечно, растет, но не страшно растет. ВВП на человека — маленький, но не опасно маленький. Социальная нагрузка большая, но подъемная. Социальная активность находится на минимальном уровне, медийная среда не просто контролируется, но и создает достаточное давление на настроения общества. А оно деморализовано за последние 100 лет настолько, что ценность неизменности, стабильности, безрисковости для большинства населения так высока, что их покупают ценой существенных экономических потерь, — и власть это вполне устраивает.

Лучше всего для власти в ближайшие 10 лет ничего не трогать — не потому, что это ведет к развитию (совсем наоборот) или хотя бы консервирует ситуацию (тоже нет), а потому, что любые неимитационные действия по реформированию экономики вынуждены будут начинаться со значительного сокращения сферы применения вышеозначенного пакта. А это — риск для всей системы власти.

Дискуссии по салонам и конференциям идут потому, что ученые и профессионалы знают: рано или поздно закончатся все методы управления страной, ведущие к развалу, и придется начинать делать рациональные вещи, а к этому моменту надо подготовиться. Ну а инициация дискуссий вокруг самой власти — это результат комбинации любопытства отдельных членов правящей команды (хочется же посмотреть на этих «экономических кенгуру», может, что-то дельное и безопасное проскочит или удастся какие-то идеи использовать в личных целях) и желания игроков, находящихся на периферии элиты, с помощью «новых идей», за которыми стоят вполне конкретные сценарии обогащения отдельных бенефициаров, пробить стену, отделяющую их от настоящей кормушки, и пробраться внутрь. Все это не имеет отношения к реальной жизни страны.

Театр околовластной дискуссии — это шоу, перформанс, он живет по своим драматическим законам. Главный зритель, сидящий в королевской ложе, отлично знает, как устроена страна, что можно и чего нельзя. Но вдруг он услышит какие-то реплики, полагая, что они могут быть интересными и полезными, тогда он потом сможет их повторять даже публично — либо чтобы показать, что «знает истину», либо чтобы попугать безумными идеями. Он же европеец, в конце концов. Может быть, вокруг него вообще последние европейцы в стране. Поэтому они не говорят никому: «Пошел вон». Они говорят: «Хорошо, вы там напишите, а мы посмотрим». А артисты играют за гонорар или вообще за подарок от зрителя из ложи. Но, естественно, дальше все будет так, как оно есть сейчас, потому что у бенефициаров перемен нет.

Каковы ваши ожидания от государства в экономике на горизонте двух лет? Сейчас считается, что 2018 год — очень важное время.

Я не думаю, что 2018 год что-то определяет. ВВП еще достаточно велик, резервы пока растут и нефти добываем много, и стоит она не слишком дешево. Конечно, проблемы потихоньку нарастают: кончаются фонды правительства, скоро начнет сказываться нехватка средств на амортизацию. Но пока деньги есть — еще долго, года до 2022 — можно не беспокоиться. Думаю, с 2018 года начнут немножко налоги поднимать, будут наращивать внутренний долг. Понемножку будут изымать свободные средства.

У населения?

У населения, у предприятий. Денег в экономике много, девать их некуда, потому что никто не хочет их инвестировать, и в обороте они не нужны, так как спрос падает. А у правительства денег мало, потому что налоги не с чего собирать, да и расходует правительство деньги неэффективно. Поэтому надо исправить перекос — с помощью налогов, заимствований, другими способами. Власти важно, помимо прочего, укреплять систему защиты стабильности, в том числе — от общества, на случай если стабильность ему разонравится. Допустим, что нефть падает до 10 долларов за баррель, хотя это маловероятно. Кто обеспечит власти еще хотя бы 3 года существования? Силовики, региональные лидеры. Значит, надо их хорошо финансировать, создавать на них резервы (у них память короткая: перестал финансировать — они тут же перестанут помогать). А большинство населения просто будет постепенно все меньше кушать. И с этим мало что можно поделать. Что толку сегодня говорить «Избыточные риски убивают экономику — нужно независимое правосудие»? Попробуйте создать независимое правосудие в стране. Вас же и отправят под это правосудие, а вместо вас начнут искать того, кто его демонтирует обратно.

Получается, сама тема экономического стратегирования сейчас неактуальна для России? Допустим, в краткосрочном периоде ничего изменить нельзя. Но осмысление горизонта в 10–20 лет — им тоже никто не собирается заниматься?

Все определяется соотношением рисков и доходов у стейкхолдеров — тех, кто реально может решать. Чтобы начались изменения, должна появиться элита, которая от этих изменений не слишком рискует, но зато много приобретает, — как это было на рубеже 1980–1990 годов. Будущего у страны не было, все это понимали, а потенциальный доход — все активы страны. Сегодня риски для элиты очень сильно перевешивают потенциальные выигрыши от перемен. Поэтому в ближайшее время об этом говорить бессмысленно. Cитуация, в которой элитам будут выгодны перемены, сложится, когда ресурсы больше не станут приносить значимого дохода.

Через 10, 15, 20 лет, может, чуть раньше или позже, должна появиться элита перемен. Но какая? Либо очень левая, которая выйдет с лозунгами «отнять и поделить». Условный Навальный объединит вокруг себя старую КПРФ и молодых силовиков, разочаровавшихся в капитализме, чтобы восстановить Советский Союз и правильно управлять оставшимися активами. Это венесуэльский сценарий. Либо генералы и полковники вместе с левыми радикалами и сочувствующими русским маршам придут к власти, чтобы создать православную республику. Это отдаленно напоминает иранский сценарий 1973 года. Либо те же самые молодые силовики, истосковавшиеся по Лазурному Берегу, пойдут за идеей, что можно упятерить ВВП и самим неплохо заработать, если пустить иностранцев. Это ближе к южнокорейскому варианту — открытая экономика, глобальные корпорации в стране, правый поворот.

Вероятность, что мы просто доживем до катастрофы, не слишком велика. Возникнет ситуация, когда для элиты потенциальный доход станет уже так мал, что они потребуют что-то наконец сделать — и что-то (необязательно позитивное) начнет происходить.

Когда это случится? Некоторые экономисты предсказывают большие трудности для российской экономики в середине 2020-х годов.

Начинаешь считать, смотришь, что происходит с ретейлом, что происходит с долей России на местном рынке, и приходишь к выводу: у нас еще на 2 года есть «плато», потом начнется спад, и еще 4–6 лет до момента, когда мы попадем в опасную зону. Это 2024–2026 годы. Но мы не понимаем запаса адаптивности нашей экономики. Мы не понимаем, что будет происходить в ее конкретных звеньях. Мы не понимаем, в конце концов, какая будет дефляция по импортным потребительским товарам. Мы цены на нефть в будущем не знаем. Мы вообще очень мало понимаем: 10 лет для экономики — это очень большой срок. Да, если все пойдет дальше, как идет сейчас, то через 8–10 лет у нас будут триггерные проблемы. Но говорить «если все пойдет как сейчас», это все равно что прогнозировать температуру в декабре на основании линейной экстраполяции графика за период январь — июнь.