Александр Неклесса - Новая земля и новое небо

В чем тут проблема? Не только христианские фундаменталисты, но и вполне светские либералы (скажем во Франции), крайне отрицательно воспринимают развитие этого процесса. Одно дело, когда человек имеет какие-то документы, в которых проставлены какие-то циферки: есть документ, потерял его, получил новый, с новыми циферками. И другое дело, когда человек, действуя в социальной геометрии, фактически, утрачивает имя, оно становится его частным делом и с точки зрения социальной инжинерии в общем-то иррелевантным для большинства значимых ситуаций. Официальным же "именем" человека становится пожизненный номер, или как записано в новом российском паспорте — "личный код". То есть то, как человек себя называет: Александром, Николаем, Джоном, Августом, Мигелем, Яковом, — становится "прилагательным". "Существительное" же — "шесть миллиардов семьсот семьдесят два миллиона триста двадцать четыре тысячи…". Это и есть настоящее имя, то, чем реально оперируют социальные механизмы.

Реализация подобной тенденции обезличивания — одновременно апогей и крах идеологии Просвещения. То, что подавляющее большинство людей не видят тут проблемы (так сказать, обезличивающего "властного нарратива"), говорит само за себя. Знаете, в детстве на меня сильное впечатление произвело одно наблюдение: когда я столкнулся с тем, как на Западе пишут адреса на письмах. Сначала — имя человека, его определение как личности, затем идет фамилия — родовое определение (усиливающее, а не снижающее уникальность), а потом уже — улица, на которой человек живет ("Гарри Поттеру, Буковая аллея"), потом — район, город и, в конце, страна… Так формируются деятельные личности, а не "винтики механизма", упрощающего сбор налогов или функционирование систем безопасности.

— Почему Вы охарактеризовали эту ситуацию как "апогей и крах идеологии Просвещения"?

— Соединение на одном историческом пятачке форсажа индивидуации и объективации человека — удивительная коллизия. Но в человеческом мире вообще редко протекают однозначные процессы, человеческая личность потому и личность, что очень неоднозначна. Однако люди нередко стремятся упростить себе жизнь, упростить свое положение.

В истории христианской цивилизации, в хрониках ее доминирующей на планете версии — западноевропейской, североатлантической, глобальной — было несколько судьбоносных рубежей, один из которых — первые века второго тысячелетия. Здесь я хотел бы выделить одну тенденцию — процесс фактического замещения линейной логикой Аристотеля гораздо более сложной тринитарной логикой и соответствующих ей кодов мышления. Это большая и самостоятельная тема, но "эффективное упрощение", привитое где-то в XIII веке — в том числе и такими фигурами, как Фома Аквинский, который, борясь с альбигойской ересью, лишил, сам того не желая, христианскую культуру какой-то ее важной, органической составляющей, — ввело в обиход мышление, основанное на упрощенном моделировании реальности. Однако утвердившись в своих, в общем-то, прикладных, инструментальных правах ментальная редукция, "тень реальности", объявила себя светом и стала претендовать на роль нового абсолюта. Усечение тринитарной логики и фактический возврат к мышлению в категориях линейной логики Аристотеля рано или поздно вело к идеологии Просвещения и конструированию утопий. Линейная логика тяготеет к идеальной модели, а ее непреодолимое расхождение с практикой продуцирует токи тоталитаризма, поскольку модель никогда не будет реализована в своем иллюзорном совершенстве.

Революция сознания, породившая христианскую цивилизацию, основывается на чуде Боговоплощения, т. е. на претензии человека обладать божественными энергиями, и на осознании догмата троичности — внутреннего содержания, структурности, гармоникиэтой энергии. Произошла трансценденция линейно-логического мышления, свойственного Античности и натурфилософского взгляда на мир, когда предельной формой совершенства считался космос, а высшим проявлением истины — непротиворечивость и логичность постулатов (позиция Аристотеля). Логика и благо перестали быть критерием устроения мира (космоса), а он сам перестал являться идеалом для человеческого существа. Это была колоссальная мировоззренческая революция. В начале же второго тысячелетия, во многом благодаря экспансии арабов (переживших под влиянием творческих энергий монотеизма собственный впечатляющий Ренессанс), но также и в результате разграбления Византии (в самом начале XIII века), античное наследие, включая Аристотеля, проникает в Европу, породив по ходу ряд ересей (Сигера Брабантского, Абеляра).

В чем заключалась ересь? Ересь — понятие, обозначающее искажение, уплощениереального положения вещей. В конце XIII века Парижский университет дважды собирался, чтобы разобрать данный вопрос. Основная претензия к Аристотелю звучала следующим образом: нельзя непротиворечивость принимать за доказательство истинности, ибо это умоляет свободу Творца. Бог — свободная личность, а Его личность потому и свободна, что не скована даже формальной логикой. И если мы хотим узнать, как устроен Богом данный мир, то мы можем пользоваться инструментом логики, но не апеллировать к ней как к последней инстанции. Апеллировать же мы должны непосредственно к самому миру — как непосредственному творению Бога, иначе говоря, мы должны без предвзятости обратиться к природе, т. е. прибегнуть к эксперименту. Так родилась новая наука, радикально отличная от натурфилософии Античности.

Человек, дерзающий претендовать на обладание божественными энергиями, должен в какой-то степени представлять, что же такое Божественное. Исследуя на основании Откровения, что такое Бог, он, трансцендируя собственное естество и мышление, постигает непростые смыслы. Из всего этого возникало новое, сложное мышление современного человека. Только современногоне в смысле культуры модерна в его сегодняшнем понимании, а современного в том смысле, как это слово употребляли новые христиане: формировалось новое мышление, рождалась новый народ и обустраивался новый мир. Впрочем, эту тему мы уже затрагивали в начале беседы. Вообще, христианский стиль мышления — основанный на тринитарной логике, халкидонской логике — который утверждался в первом тысячелетии на Вселенских соборах, совершил ряд удивительных открытий. Результаты этого процесса настолько органично впитаны тканью современной цивилизации, что слишком часто нам, без дополнительного комментария, трудно оценить их революционность и новизну (хотя бы в отношении вышеописанного генезиса новоевропейской науки — как развития, точнее аппликации догм вполне определенного, христианского, богословия).