Вадим Цымбурский - Земля за великим лимитрофом: от "России-Евразии" к "России в Евразии"

В той же статье я спорю с высказанным В. Каганским взглядом на Россию как на средоточие разных евро-азиатских (европейской, исламской, китайской) цивилизационных окраин — причем здесь моим главным доводом становится различение "Евразии" и "России". "Евразией" может быть названа совокупность глубинных континентальных периферий, окаймляющих с тыла приокеанские платформы (европейскую и азиатские). У каждой из этих платформ есть своя периферия, свой придел в Евразии. Россия же, если посмотреть с любой из этих платформ, — земля, встающая по ту сторону периферии. Для них Россия — не Евразия, она — "за Евразией".

Уже после сдачи в печать этой статьи я ознакомился с тезисами Хатунцева, в которых обозначены контуры "крупнейшего в планетарном масштабе" лимитрофа между цивилизациями [12] Хатунцев С.В. Новый взгляд на развитие цивилизаций и таксономию культурно-исторических общностей // Цивилизационный подход к истории: проблемы и перспективы развития. Ч.1. Воронеж, 1994. . Воронежский автор описывает Великий Лимитроф как полосу, тянущуюся от Финляндии через Прибалтику, Польшу и Западную Украину, далее через Молдову и Горный Крым — к Закавказью и Анатолии. За Каспием же в нее включает часть Туркмении, Афганистан, Пакистан, Кашмир и Уйгурию, чтобы, наконец, через Монголию, Маньчжурию и Приморье довести ее до Курильской гряды. Алеутских островов и Аляски.

Есть различия между версией Хатунцева и моей. Я отношу к Великому Лимитрофу намного большую часть Восточной Европы и всю область пустынь и полупустынь к северу от Памира, зато не включаю в него Афганистан и Пакистан. Кроме того, я не усматриваю никаких лимитрофных пространств на Тихом океане — если не считать, вслед за М. Ильиным, все наше Приморье русифицированной лимитрофной полосой, требующей особой геополитики.

Воистину, у каждой из старых цивилизаций — своя потенциальная проекция на Лимитрофе: у Евро-Атлантики — Восточная Европа, у Среднего Востока — Кавказ и Средняя Азия, у Китая — отчасти опять же Средняя Азия, Синьцзян, монгольские области и Корея. России же весь Лимитроф достался в окраины целиком. При этом — прав А. Неклесса — в пору ослабления России самоорганизация народов Лимитрофа, осознание ими общности судьбы может происходить на контрроссийской основе, так же, как стратегия России обретает оборонительно-контревразийские черты. Укажу в подтверждение на каспийско-средиземноморский нефтяной проект, где соперниками России выступают лимитрофные народы с обеих сторон Каспия и Турция, — момент тем более тревожный, что сейчас появились свидетельства готовности Китая включиться в финансирование этого проекта. Еще более показательна реакция на чеченскую войну в Прибалтике и Польше, постоянное участие украинских отрядов в кавказских войнах 90-х гг. нашего столетия: в Абхазии — на стороне грузин, а в Чечне — на стороне Дудаева и т. п., не говоря уже о взаимопомощи между чеченскими и таджикскими антагонистами России.

Введение понятия Великого Лимитрофа позволяет изжить неуклюжие трактовки "сократившейся" России как "региональной державы". Законно спросить: к какому же именно региону привязаны ее интересы? Если бы даже они ограничивались сложившимся в 90-х гг. ближним зарубежьем, то и тогда речь бы шла о пространстве, непредставимом в качестве единого региона. Между тем, помимо ближнего зарубежья, геополитические интересы России в той или иной степени затрагиваются обстановкой на всем Великом Лимитрофе, который представляет собой цепь регионов, пространственно стыкующихся, обладающих близкими функциями в цивилизационной и геоэкономической структуре континента и способных в своей конфигурации выступать своего рода "полупроводниками" конфликтных импульсов и контрроссийских проектов (напомню хотя бы лозунг Д.Дудаева "Литва — ворота Чечне на Запад, Чечня — ворота Литве на Юг"). Мое собственное определение России (относящееся к 1992 г.) как державы "мультирегиональной" не отражает структурной целостности Великого Лимитрофа как основного поля нашей геополитики. Потому я сегодня принимаю принадлежащее К. Сорокину блестящее обозначение — "трансрегиональная держава", отвечающее именно трансрегиональной структурности Лимитрофа-Евразии.

IV

Вопреки Хатунцеву, я не считаю Великий Лимитроф стержнем геополитической организации континента чуть ли не с начала века бронзы. Конечно, нельзя не признать в этой полосе земель своего рода музея этно-культурных и религиозных древностей, сохранившихся по окраинам цивилизационных массивов. Таковы тибето-монгольский ламаизм, зороастрийские пережитки в Средней Азии, известные специалистам "заповедники" индо-европейского язычества в балто-балканской зоне и, наконец, роль Кавказа как прибежища реликтовых этнических семей, тысячи лет назад игравших виднейшую роль в судьбах Передней Азии. Однако подлинно лимитрофную структурную роль все эти края, на мой взгляд, обретают только в середине нашего тысячелетия, вместе со становлением России.

Все, что я писал выше о славянстве вообще, относится и к русским первой половины тысячелетия. Нельзя говорить о существовании русской цивилизации ни во времена Киевской Руси, ни для веков, когда политически данные этносы были частью Ордынской системы, а духовно — отдаленной поздневизантийской епархией. Первым фактором становления здесь цивилизации был крах Византии и означенная эмблемой Третьего Рима эмансипация русских от Средиземноморья. Фактором же вторым и главным — уничтожение Орды и ее обломков, движение русских к Уралу и дальше к Тихому океану, сделавшее их "особым человечеством на особой земле" в окружении "мирового басурманства". Опираясь на свою лесную и лесостепную ландшафтную нишу, русские взорвали старую внутриконтинентальную Евразию кочевников, огромную и зыбкую периферию всех цивилизаций, ни к одной из них не принадлежавшую, но всем грозящую. От этой Евразии остались окаймивший Россию Великий Лимитроф да тюрко-монгольские анклавы внутри воздвигшейся русской платформы, так же напоминающие о древнем состоянии этой земли, как баски или кельты в романо-германской Европе.

Кое-кто из моих оппонентов возмущен причислением Прибалтики и мнимой "Центральной Европы" к Лимитрофу-Евразии. Но не наследие ли старой Евразии, сжатой русскими в Лимитроф, — венгры из Приуралья, оказавшиеся на Дунае, поселения татар-караимов в Литве и "сарматская" мода в Польше XVI–XVIII вв.? Ни то, ни другое, ни третье явления не объяснить без ссылок на "синкретическое" состояние континента, которое предшествовало русской цивилизации, на ту эпоху, когда "недо-Европа" прямо переходила в степной мир, частично уничтоженный русскими, частично сведенный к Лимитрофу.