Алексей Васильев - Рецепты Арабской весны: русская версия

Политики во властных структурах не могли не ощущать нарастание социальных проблем, не отдавать дань неизбежным политическим последствиям, не видеть возросшую опасность дестабилизации внутриполитической ситуации. Но медлили с реформами, так как последние реально могли лишить их огромных привилегий. При этом надеялись на «алжирский» (1990-х гг.), крайний вариант решения проблемы – использовать силовые структуры – армию, спецслужбы для подавления протестных движений. Но ни в Тунисе, ни в Египте армия не поддержала режимы, сорвалось… И это тоже – знаковый момент. Оказалось, что армия – часть общества, которая выражает широкие общественные настроения…

Общественный дискурс последних десятилетий относительно адекватности реалиям арабского Востока традиционной, исторически сложившейся формы политического устройства – авторитарной власти или демократической, (условно говоря) европоцентристской модели решен не в пользу первой. Оказалось, что формальная демократия, «карманные» парламенты и жестко контролируемые суды и СМИ отвергаются обществом. Режимы формировали «общественное мнение»: существующие парламент, многопартийная система, оппозиция, СМИ, выборы, казалось, свидетельствуют о том, что демократия развивается, реформы «на марше». На деле бал правил узкий круг лиц, широко использовался административный ресурс, силовые методы для подавления любых оппозиционных настроений и действий…

И одновременно беспристрастная статистика убедительно показывала, что в обширном регионе Северной Африки и Ближнего Востока, кратко говоря, происходят качественные изменения: уже с 1990-х годов стабильно высока доля электората, участвующего в выборах разных уровней, – как правило, 2/3 и выше общего числа избирателей.

Институты гражданского общества, а не вызывающая степень концентрации власти в руках одного человека и навязываемая обществу наследственная форма передачи власти, выборы прозрачные, а не манипулируемые с помощью административного ресурса соответствуют заметно усложнившейся социальной жизни, решению многократно возросших экономических и социальных проблем…

Правящие режимы совершили «всего лишь» одну-две (где-то, может быть, и три) системные ошибки, но этого было достаточно для социального взрыва. Во-первых, в условиях, когда коррупция подавляет малый и средний бизнес, который единственно способен смягчить проблему массовой безработицы, усилия государства, направленные на его поддержку были явно недостаточными, а меры по противодействию коррупции – неэффективными. Во-вторых, усилия по сглаживанию вопиющих социальных контрастов не соответствовали сложившейся ситуации. В-третьих, авторитарные режимы, ощущая с ходом времени растущую роль оппозиции, использовали мощный административный ресурс для подавления оппозиционных партий и движений, в том числе креативных, что в условиях системного кризиса привело к политическому вакууму; последний заполнили наиболее активные и наиболее организованные непримиримые противники режима.

В этих условиях среди оппозиционных сил ведущим оказался исламский спектр политических сил. Выборы в Египте 2005 г., когда в условиях использования административного ресурса исламисты получили 20 % голосов, уже тогда показали их вес и влияние в обществе, который представляется намного большим, чем доля мест в парламенте. «Пульсирующий ислам» может вобрать в условиях кризиса и накала протестных настроений широкий спектр умеренных оппозиционных, прежде всего (но не только!) представителей умеренного ислама. И завоевать на выборах различного уровня большинство депутатских мест.

Будущее региона в острокризисной ситуации во многом зависит от политического искусства при проведении реформ, многое прояснится во время конституционной реформы и реформы избирательной системы, которые пройдут в ближайшие месяцы и, возможно, заложат основы гражданского общества. Однако есть основания полагать, что не решенные вовремя проблемы (или некоторые из них) снять не удастся, по крайней мере, без серьезных социальных издержек.

Оснований для скептицизма в отношении ближайшего и более отдаленного будущего региона более чем достаточно. Во-первых, военные (они сейчас владеют в основном властными функциями) – не самые лучшие политики и реформаторы. Во-вторых, похоже, что даже поборники реформ – не очень успешные и эффективные администраторы, тем более, что в течение длительного исторического периода нормальный ход политической жизни был, мягко говоря, нарушен. В-третьих, масштабы и глубина проблем – социальных, экономических, политических, с которыми сталкивается примерно половина стран региона Северной Африки и Ближнего Востока, указывают на то, что намеченные реформы примут затяжной характер, период их проведения будет отличаться высокой степенью социальной напряженности. Есть основания полагать, что пик протестных настроений и движений не пройден. И это – не все.

Остается открытым вопрос: есть ли в странах региона креативные организованные силы, способные реализовать эффективные реформы или хотя бы создать основу для доверия между политической властью и широкими слоями общества, которые ждут реальных результатов от давно назревших преобразований?

О египетской революции 25 января 2011 года трудно говорить, абстрагируясь от революции 14 января в Тунисе. Автор этих строк был свидетелем обеих революций как политический наблюдатель и корреспондент российского арабоязычного телеканала «Русия аль-Яум».

Тунисский режим пал первым: через 34 дня после начала революционных событий президент Зейн аль-Абидин Бен Али бежал за границу. В Египте же уже через 18 дней президент Хосни Мубарак отказался от власти.

И в Тунисе, и в Египте власти были уверены в эффективности репрессивных мер: оба режима привыкли в рекордные сроки подавлять демонстрации вдали от глаз иностранных журналистов. В обеих странах правительственные средства массовой информации находились в полном подчинении у режима. Иностранным же журналистам за освещение акций протеста грозили лишение аккредитации и высылка из страны. Тем не менее, мировые СМИ сумели обеспечить трансляцию революционных событий в прямом эфире, в результате чего правящие режимы двух стран оказались в полном тупике.

Египетский режим, как и тунисский, рассчитывал на доверие западных стран, особенно США (в случае Египта) и Франции (в случае Туниса). Оба режима всегда заверяли Запад, что они защищают его интересы от исламских экстремистов, а он в ответ должен закрывать глаза на нарушения ими прав человека, рекламировать их «фасадную» демократию и поменьше вмешиваться в их внутренние дела. Запад, особенно Вашингтон, поддерживал эти режимы, предоставляя им финансовую помощь и льготные кредиты, а также разрабатывая политические и социальные программы, которые позволяли им укреплять свою власть над народами.