Михаил Попов - От закона стоимости к закону потребительной стоимости

Я лично разделяю точку зрения, что корень проблемы первоначального теоретического сползания является в первую очередь гносеологическим. Однако я не считаю закономерным скорейшее развитие и утверждение этих идеологических и политических точек зрения, полное принятие категорий капиталистической экономики при решении противоречий на почве длительного перехода от капитализма к коммунизму. Я думаю, необходимо заняться поисками всей совокупности факторов, которые способствовали этой эволюции. Я считаю, что к их числу относятся:

— снижение уровня политического марксистского образования лидеров коммунистических партий из-за специфических условий войны, серьезных потерь и резкого увеличения числа членов компартии. Результатом этого явилось отставание в развитии политической экономии социализма;

— относительная зависимость коммунистической власти в СССР с момента своего зарождения от руководящих и научных кадров, которые были связаны и находились под влиянием культуры капиталистического запада;

— историческое наследие СССР с точки зрения масштаба докапиталистического отставания и неравномерного капиталистического развития;

— жертвы в уровне потребления, которых стоило послевоенное восстановление в условиях конкуренции с капиталистической реконструкцией Западной Европы, которая в значительной степени опиралась на возможности и потребность США в экспорте капиталов;

— проблемы и противоречия, возникшие в ходе присоединения стран Центральной Европы к социалистической системе. В некоторых из них определенную роль играли также исторически сложившиеся межгосударственные отношения, так, например, Румыния входила в немецкую ось, «выплатила» военные контрибуции с помощью продукции, производившейся румыно-советскими предприятиями; страх перед новой войной по причине империалистических вмешательств в Корее и т.д., «холодной войной», доктриной Гольштейна в Западной Германии (непризнание Восточной Германии, но, тем не менее, отнесение ее к «зоне советской оккупации»);

— дифференцированные политические вмешательства международного империализма в дела стран, осуществлявших социалистическое строительство, с использованием более или менее гибких торговых отношений со странами Центральной и Восточной Европы;

— вопросы стратегии и раскола международного коммунистического движения.

В послевоенные годы в Европе и в международном масштабе противоречие между капитализмом и социализмом несет в себе элементы взаимного влияния на выбор в вопросах экономической политики. Что касается капиталистического управления, то в Европе после войны утвердилось кейнсианское управление (во многих случаях его основным носителем являлись социал-демократические партии), которое оказало оппортунистическое давление на социалистический мир. Кейнсианское управление продемонстрировало, что представляет собой капиталистическое государственное программирование как средство, которое заменило некоординированные и случайные вмешательства государства с целью осуществления контроля над последствиями кризиса [11] В ходе публичной дискуссии, которую организовало Греческое общество программирования на тему: «Программирование, свободная экономика и демократия» в 1965 году в Греции, профессор А. Ангелопулос утверждал: «Таким образом, первый и главный вклад программирования — и позвольте мне особенно подчеркнуть этот пункт — это упразднение опасностей, которые происходят от неуверенности в отношении будущего хода развития рынка, который при режиме свободной экономики порождает у частного предпринимателя нерешительность и становится виновником экономических кризисов или спадов в ходе экономического цикла» (журнал «Нэа икономиа». 1965, апрель. С.332). .

Капиталистическая система «заимствует» у социалистической необходимость программирования, приспособленного к потребностям воспроизводства. Она также заимствует определенную социальную политику (одной из наиболее продвинутых является послевоенная система национального здравоохранения в Англии).

К этим условиям приспосабливается идеологическое наступление части буржуазных экономистов на «государственный характер» экономики реального социализма.

Антагонизм между двумя системами подталкивает социалистическую систему, вероятно, к некоторому субъективизму в отношении возможностей и задач социалистического развития. Думаю, что сделанный ими стратегический выбор — поддержка некоторых бывших колоний, пошедших по некапиталистическому пути экономического развития, действует как фактор, который усиливает концепцию экстенсивного (за счет интенсивного) развития при централизованном планировании.

В этих исторических условиях власть выбирает политику, которая включает в себя элементы укрепления капиталистической (рыночной) экономики, считая их, по крайней мере на протяжении определенного периода, элементами укрепления социализма. Этот процесс разъедает революционный характер власти и подрывает переход от капитализма к коммунизму. Я не считаю определяющими слабости технико-экономического характера (в том, что касается внедрения математики, информатики) в централизованном планировании (в отношении точного знания данных, сбора информации, правильной оценки существующих возможностей по отраслям и регионам и т.д.), исходя из опыта и успехов в том, что касается крупных научно-технических завоеваний и внедрения их результатов.

Что касается проблем планирования, расширения производства потребительских товаров и, главным образом, их качественного развития, то я не стала бы считать их результатом экстенсивного развития соответствующих отраслей промышленности, но главным образом результатом развития производительности в этих отраслях в качестве необходимости внедрения новой технологии в их производство (преобразование плана, исходя из критериев технологического прогресса, роста производительности труда и т.д.).

Что касается проблем, которые возникли в системе управления, хотя мы не имеем значительных источников предложений в области экономической политики со стороны советских экономистов, которые выступали против проведения реформ, та часть теоретической дискуссии, которая мне известна, подводит меня к мысли о том, что эта проблема не являлась главным образом технической/административной, а стимулы и результаты — нравственными. Поставленная задача и оценка производимого результата была связана с теоретическим признанием необходимости увеличивающихся результатов (продукция, потребительные стоимости) по сравнению с расходами (вложение труда, станков, сырья, денежных фондов и т.д.). Кроме этого, я также считаю, что важно дать оценку использованию технологии по отношению к производительности труда и показателям качества производства, исходя из долгосрочной общественной пользы, как, например, баланс окружающей среды, здравоохранение.