Герфрид Мюнклер - Империи. Логика господства над миром. От Древнего Рима до США

mind» [10] Фраза из книги Дж. Сили «Расширение Англии», ставшей «библией английского империализма». , то есть в момент рассеянности14. Именно своей стратегической однобокостью—а Сили хотел таким образом призвать к сознательной империалистической политике, так как опасался, что вскоре Британская мировая империя будет разорвана новыми великими державами, США и Россией, — эта формулировка показывает, в какой степени теории империализма переоценивают целеустремленность и осознанность действий участников игры, тем самым запутывая историю возникновения империй. Grand strategy [11] Большая стратегия (англ.). едва ли может быть положена в основание строительства империи. Большинство империй обязаны своим существованием определенному сочетанию случая и разовых решений, которые зачастую еще и принимаются персонами, не обладающими для этого достаточными политическими правами. В этом контексте почти все империи возникли «в момент рассеянности».

Взгляд на центр, который доминирует в империалистических представлениях, должен быть дополнен взглядом на периферии — на тамошний вакуум власти и экономическую динамику, на просьбы о вмешательстве в региональные конфликты подчиненных и на решения ответственных на местах. В формуле «империя по приглашению», которая в последнее время стала использоваться для обозначения расширения американской сферы влияния15, следует искать в первую очередь выражение инициирующей функции периферии при возникновении империи. Без сомнения, бывает и имперская динамика, направленная из центра к периферии, все далее расширяющего управляемую территорию; при этом, однако, следует отметить исходящий от периферии втягивающий импульс, который также ведет к распространению сферы владычества. Какой из двух эффектов действует сильнее, можно определить лишь от случая к случаю. В то время как теории империализма предполагают, что важнейшей является динамика центра16, здесь мы будем исходить из того, что пристальное наблюдение за периферией важно не только в отношении империй прошлого, но и для анализа американской политики последних десятилетий.

Попытка очертить контуры феномена «империя» путем сравнения с прочими политическими структурами будет продолжена и в последующих главах. Однако прежде следует обозначить еще несколько эвристических критериев, которые бы определили разницу между мировыми империями и региональными или кратковременными имперскими образованиями.

Для начала необходимо иметь в виду временную продолжительность существования империи, проходящей по меньшей мере один цикл взлета и падения, а затем обязанной начать новый17. Критерий длительности существования империи отсылает к институциональной способности к реформированию и регенерации, за счет которых империя теряет зависимость от харизматических качеств своего основателя (или поколения основателей). Поэтому ясно, что наполеоновская великая имперская держава в дальнейшем не будет привлекать нашего значительного внимания, как и еще быстрее провалившийся опыт итальянского фашизма и немецкого национал-социализма или же японская попытка создать «Восточноазиатскую сферу сопроцветания».

Тяжелее решить этот вопрос применительно к вильгель- мовскому Кайзеррейху [12] Употребляемое в Германии обозначение Германской империи в период правления ее пос леднего кайзера Вильгельма II (1888-1918). Упоминаемый далее Бисмарк был отправлен в отставку уже в 1890 г. , который, даже если его имперская политика началась не с момента его основания в Зеркальной галерее Версаля, а лишь после отправки Вильгельмом И в отставку Бисмарка, в целом просуществовал дольше, нежели ограничившиеся в основном лишь начальными успехами имперские проекты Муссолини и Гитлера. Если же свести вильгельмовскую и нацистскую имперскую политику в два следовавших один за другим цикла, разделенных лишь поражением в Первой мировой войне, то появляются некоторые основания включать Германию в ряд империй. При условии смены элит можно было бы говорить и об обозначенной выше регенерации*. Нечто похожее может быть сказано и относительно японского проекта большой империи, в случае если его началом полагать русско-японскую войну 1905 года**. Однако и в этом случае следует добавить важное замечание о том, что построение действительно мировой империи в обоих случаях началось очень поздно, а существование самих империй имело сравнительно небольшую продолжительность. Более того, на основании быстрого краха Германии и Японии не представляется возможным четко определить, идет ли речь о мировой или региональной великой державе. В отличие от Майкла Дойла, который в своем сравнительном анализе великих держав уделил Германии и Франции центральное место, здесь обе они будут приводиться лишь как пример failed empires***18.

Помимо критерия временной протяженности важна протяженность пространственная: держава, которая не располагает более чем солидной областью своего господства, попросту не может быть всерьез названа империей. Так, Дунайская монархия* ** * за счет продолжительности существования может быть без сомнения причислена к имперским державам, однако едва ли это допустимо в территориальном отноше- нии. Скорее в данном случае речь идет о среднеевропейской

* Автор не останавливается подробно на ведшейся в исторической науке дискуссии о принципиальной преемственности Второго и Третьего рейхов, хотя высказ ывались прямо противоположные точки зрения. В том числе не было единого мнения и относительно обновления немецких элит.

** Точнее, 1904-1905 гг.

*** провалившихся империй.

**** Имеется в виду Австрийская империя, с 1867 г. Австро-Венгрия.

великой державе, которая в «концерте европейских держав» находилась примерно наравне с таким государствами, как Франция, и вовсе не стремилась к гегемонии во всей Европе. Ее державный статус—даже когда Габсбурги носили германскую императорскую корону, — ограничивался среднеевропейским пространством. Исключение составляет император Карл V, который был также королем Испании и правителем Нидерландов и располагал значительно большими ресурсами, нежели императоры, резиденция которых позднее находилась в Вене. С разделением испанской и немецкой линий дома Габсбургов в 1556 году все имперские признаки остались за Мадридом19. Знаменитая имперская формула «AEIOU», то есть Austriae est imperare in orbe ultimo («Все земли подчиняются Австрии»), после этого осталась лишь исторической реминисценцией20.

Критерий пространственной протяженности может быть куда легче применен к континентальным империям, нежели к морским, чья власть и влияние проявляются не в количестве управляемых ею квадратных километров, а в контроле над потоками товаров, капиталов и информации, а также над узловыми с экономической точки зрения пунктами21. Океанские гавани и охраняемые торговые маршруты, имеющиеся ресурсы и доверие партнеров по бизнесу к признаваемой повсеместно валюте куда важнее для проявления мощи морских империй, нежели физический контроль над территориями22. Мы еще вернемся к этому центральному различию в устройстве имперской власти, которое так по-разному проявляется у континентальных и морских империй. Здесь же нас пока интересует лишь то, что геоэкономические факторы не могут рассматриваться как не зависимые от устройства имперской власти. Контроль над торговлей тоже может быть источником имперской власти, как и господство над регионами и территориями. В конце XVI столетия Испания не обладала ни одним имеющим международное значение торговым или банковским городом. Поэтому она не была в состоянии контролировать общеевропейскую экономику, а следовательно, не смогла помешать возвышению Англии до конкурирующей и в конце концов победившей ее империи.