Шанталь Мийон-Дельсоль - Политические идеи XX века

уважению прав населения, поскольку такая нравственная цен-4 сть не имеет ничего общего с целями революции. Мораль или, н ее аморальность политиков, считающих, что "цель оправдывает "оедства", логически вытекает из абсолютного главенства поставной ИСТорической цели над внеисторическими ценностями, позволяющими давать нравственную оценку и целям, и средствам. Сам по себе марксизм-ленинизм если и является циничным или вероломным, то только для постороннего наблюдателя. Он находится в иной, чуждой для нас системе координат. Возможно именно поэтому Западу понадобилось почти шестьдесят лет, чтобы понять внутреннюю логику марксистско-ленинской идеологии, столь непохожую на его

собственную.

Для марксизма-ленинизма критерии истины основываются на тех же принципах, что и моральные ценности. Абсолютной истины не существует, всё определяется конечной целью - построением коммунизма. Сталин сделал соответствующие выводы из этого нового понятия истины: он релятивизировал науку, как в своё время Ленин релятивизировал нравственность. Диалектический материализм -диамат - переносит нравственные критерии из онтологической плоскости в историческую, а логические критерии - из области рационального в область истории. История как последовательная цепь значимых событий на пути продвижения к торжеству коммунизма во всём мире должна всё расставить по своим местам. Следовательно, речь идёт не о пошлом оппортунизме, а о характерном образе мыслей. Дать правильную оценку НЭПа можно только с этой точки зрения.

История НЭПа довольно хорошо характеризует и природу человека, и "оппортунизм" Ленина, После того, как 10.000 малых предприятий были возвращены их владельцам, введена свободная торговля зерном и разрешена внешняя торговля, всего за три года удалось достичь довоенного уровня сельскохозяйственного производства. В рамках многоукладного хозяйства частный сектор блестяще продемонстрировал свою эффективность на фоне огромного, но обескровленного государственного сектора. Позднее уроки НЭПа, равно как и других периодов относительной свободы в советской истории последующих десятилетий, несомненно, оказались полезными и для западной интеллигенции марксистского толка 80-х годов, и аля китайского руководства, и для Горбачёва, Но в то время из них ие было сделано необходимых выводов, настолько велик был престиж идеологии. На Западе результаты НЭПа лишь укрепили в своём мнении тех, кто уже был уверен в превосходстве свободной экономики над коллективизмом.

Сам Ленин НЭП не отменял. Он умер в январе 1924 года, и никто не может с уверенностью сказать, согласился бы он или нет на

33

продолжение эксперимента, успех которого был очевиден. Но для партии нужны были успехи иного рода. Сталин резко усилил деспотические начала советского режима и восстановил пошатнувшееся влияние идеологии на общество. Ленин впервые доказал, что имея теорию, можно управлять вопреки фактам и лавировать между противоречий. Будучи автором тоталитаризма как политической практики, он не строил тем не менее иллюзий относительно характера своей деятельности и её соответствия надеждам прошлого. Заметки, написанные им в самом конце 1922 года, свидетельствуют о его трезвом взгляде на природу советского режима. Он указывет, что государственный аппарат советской власти ничем не уступает чиновничьему аппарату царской России: "Не от того ли самого российского аппарата, который ... заимствован нами от царизма и только чуть-чуть подмазан советским мирром? (...) Мы называем своим аппарат, который на самом деле насквозь ещё чужд нам и представляет из себя буржуазную и царскую мешанину..." (Продолжение записок. 30 декабря 1922 года. Собрание сочинений, т. 36 стр. 619). Естественно, Ленин полагает, что это результат неблагоприятного стечения обстоятельств: война и борьба с голодом не позволили устранить дефекты советского аппарата (там же, Записки от 26 декабря 1922 года, стр. 609). Тем не менее эти записки отражают разочарование и усталость Ленина. Очевидно, что его no-прежнему преследует старый кошмар азиатского деспотизма, что остаются сомнения относительно подлинной природы марксистско-ленинского государства.

Ещё более глубокое разочарование проявляется у Троцкого. Основные работы им написаны в изгнании, после его отстранения от власти Сталиным. И всё-таки нельзя критический настрой его мыслей целиком объяснять горечью поражения. В революционном движении Троцкий всегда придерживался особой позиции. Его всегда характеризовал критический взгляд на вещи, что не мешало ему разделять утопические идеи. Он страстно стремился освободить страну от засилия бюрократии. Троцкий всегда был противником чрезмерной централизации. Как и Ленин, он опасался, что революция возродила в новой форме древний деспотизм. Но в отличие от Ленина, разочарование которого вызывало вопросы без ответов, Троцкий полагал, что воспитание нового человека откроет путь к разрешению противоречий. Он думает, что можно милитаризировать труд и производить больше, чем при капитализме, избавить Россию от бюрократии и не вызвать при этом анархии, провести огосударствление, не умножив при этом чиновничества, уважать права крестьянства не причинив ущерба рабочему государству. Он упрекает Ленина в том, что тот скомпрометировал себя союзом с враждебными силами, в частности переходом к НЭПу. Разочарование Троцкого объясняется не столкновениями с реальным миром, а сопоста-

влением его собственного радикализма с компромисами советского режима. По сравнению с Лениным его разочарование более поверхностное. Накануне эпохи сталинизма Ленин, кажется, интуитивно нащупал и границы невозможного, и внутренние противоречия марксизма-ленинизма, проявившиеся в ходе его реализации. О Троцком этого сказать нельзя. Он остался верен своим идеям, во многом из-за своей вынужденной эмиграции. Его отлучение от дел позволило ему обрести сторонников. Чистота идеи вызывает восхищение, тогда как необходимость идти на компромисс не способствует повышению престижаНеслучайно на Западе насчитывается гораздо больше убеждённых троцкистов, чем искренних ленинцев.

Социальное единство и череда козлов отпущения

Борьба между Троцким и Сталиным в 923-1924 годах разворачивалась скорее в политическом, чем в идеологическом плане. Это была борьба за власть. Сталин одержал верх, потому что он умел лучше маневрировать. Троцкий потерпел поражение, потому что не пытался, подобно своему противнику, опираться на одну фракцию, чтобы разбить другую. Начиная с этого времени власть доставалась тому, кто ловко манипулировал такими разными силами как армия, народ, Политбюро, Центральный Комитет. Идеология, ожидавшая отмирания государства после установления диктатуры пролетариата, уже доказала свою нереалистичность: через семь лет после революции советская власть превратилась в трон, который конкуренты оспаривали друг у друга, не останавливаясь перед расколом и предательством, как и любую другую власть в этом мире. Более того, утопические представления об отмирании государства сделали борьбу за власть в Советской России более циничной, чем в любой другой стране. Там, где государство воспринимается как необходимый общественный институт со всеми своими недостатками, делается всё возможное, чтобы упорядочить его становление и организацию. Здесь же устранение всех прежних или возможных критериев законности власти - наследование, традиции, выборы и т.д. - превратили власть в переходящий приз для самого сильного или самого хитрого. Паскаль сказал бы по этому поводу: тот, кто пытается сотворить ангела, делает чудовище.