Антон Хреков - Король шпионских войн. Виктор Луи — специальный агент Кремля

Вся статья Луи от начала до конца — это не клевета, а «стёб» над соперником, которого он малюет с изуверским наслаждением, высмеивая «псевдотолстовскость» и «псевдодостоевскость». «[Солженицын] начал отращивать бороду, но она не выдерживает сравнения с толстовской. Его имение тоже плохо сопоставимо», — ёрничает Луи, очевидно, сопоставляя со своим имением.

И продолжает разжёвывать для западного потребителя: «В этой стране его рукописи так же соблазнительны, как везде соблазнителен запретный плод… Солженицын знает это очень хорошо».

«Кажется, что никто не собирается арестовывать его в настоящее время, но шансы на опубликование «Ракового корпуса» и «В круге первом» почти равны нулю», — заключает Луи, пригвоздив оппонента.

Вот и поговорили два русских аристократа через инородные газеты. Первый про второго — «стукач», второй про первого — «гитлеровец»… Ведь говорят же в народе, что «особенно приятно смотреть, когда с. утся интеллигентные люди».

Была ли статья «подлогом»? Доказать это сегодня практически невозможно, так как всех троих участников сцены в «Борзовке» уж нет в живых. Зная Луи, можно предположить, что это был адский замес из правды, полуправды и вольно скомпилированной правды, давший взрывной эффект. Этакий «медийный коктейль Молотова» — «коктейль Луи». В полном смысле слова «фальшивкой» статья, таким образом, не была, а было вот что: в ходе недлинной перебранки Солженицын что-то говорил, а Луи, уже тогда владевший инструментарием «жёлтой прессы», взял, да и напечатал. Быть может, даже записав на спрятанный под полой диктофон.

В приличных изданиях интервью с такими «грандами» принято делать обстоятельно, назначая их заранее. Загодя присылать вопросы. Расшифровывать ответы в редакции. Присылать на визирование. Луи все эти мелочи жизни опустил, поступив так, как сегодня поступает каждая уважающая себя бульварная газета и даже телеканал. Стоит ли обвинять Луи в том, что он прямолинейно выполнял свою работу, если она у него такая?

Можно. Но тогда придётся не читать большую часть газет, не смотреть большую часть телепрограмм, а также некоторые фильмы, вроде шедевров Саши Барона Коэна. Такая журналистика, быть может, малопривлекательна и неприглядна. Но ведь похожим манером пишет о Викторе Луи сама «жертва клеветы»: «Первоосведомлённый Луи шнырял на посольских приёмах, предлагал западным деятелям: «Не пригласите ли Солженицына лекции, что ли, у вас почитать?» — «Да разве пустят?» — удивлялись. — «Пу-устят!»». Это тоже фрагмент из «Бодался телёнок с дубом».

Солженицын, не выбирая выражений, называет автора статьи «мерзким обманщиком». Но то, что тогда в интеллигентских кругах называлось «обманом», «подлостью» и «клеветой», теперь именуется «медийными технологиями».

К моменту выхода «луёвской» статьи Солженицын уже сблизился со своей будущей женой, Натальей Светловой, ещё не порвав окончательно с Решетовской. Время шло, шла и игра в волка и зайца, где персонажи часто и быстро менялись ролями. На стороне Луи играло КГБ, на стороне Солженицына — Запад: по меткому выражению первого президента России Бориса Ельцина: «Что то, понимаешь, что это». В ноябре 1969-го Солженицына выгоняют из Союза писателей.

В августе 1971-го кто-то, судя по всему — опять-таки Луи, попытался вывезти для шальной публикации у знакомого нам Флегона солженицынский «Август 1914»: с Флегоном снова судятся. Это почти не больно, просто, видимо, чтоб не расслаблялся. А вот в конце года Виктор готовит против Солженицына уже настоящий силовой приём в классических традициях американской журналистики.

Было это так.

В книге «Август 1914» много автобиографических параллелей, и внимание Луи приковывает персонаж по имени Ирина Токмак, «тётя Ирина». Чутьё подсказывало медиахищнику, что рыть надо здесь. Он срывается и выезжает в Ставропольский край, в Георгиевск, что недалеко от Кисловодска, родного города Александра Исаевича. Пара дней поисков, и он хватает птицу счастья за хвост: Ирина Ивановна Щербак (фамилия в книге слегка изменена) найдена, ей 83 года, и она жива!

Такие истории «сопутствующего эксклюзива» у репортёров дороже денег: это как раз из разряда «сенсационных подробностей» и «шокирующих откровений». В наше время к «Ирине Ивановне», прознай о ней газета или телеканал, направили бы первым самолётом продюсера, который, как пёс, сидел бы возле неё и охранял от конкурентов до подхода основных сил — корреспондента с оператором или фотографом. После «окучивания» (съёмок, интервью), ей бы предложили щедрую по меркам Ставрополья сумму, чтобы впредь молчала — опять же назло конкурентам. А там глядишь — шах или ишак. Так примерно выкалывали глаза архитекторам, чтобы больше нигде такую красоту не повторили, только теперь с поправкой на век гуманизма.

Вкусный для западной прессы кусочек Виктор пробует пристроить — бесплатно, на общественных началах — в московской иностранно-собкорской тусовке, но не выгорело: западники перепугались, так как плохо о Солженицыне им в редакциях писать «не рекомендовали». Клюнули старые друзья из германской редакции Stern, некогда полакомившиеся из рук Луи материалами об Аллилуевой, и срочно выслали в Москву своего журналиста. Синхронно с выходом «Августа 1914» на Западе, Stern печатает длинную серию статей о «тёте Ирине», которая, как уверяла, воспитывала какое-то время маленького Сашу.

«Отец Солженицына, Исай, был сыном богатого землевладельца, — пишет журнал. — Когда он женился в 1917 году, то увеличил свой капитал при помощи своей жены Таисии, дочери другого влиятельного землевладельца Захара Щербака».

Ах, вот оно что! Солженицын-то, «выходец из народа», оказывается — феодал!..

Читаем далее.

«Это был 1970 год: Солженицын пригласил тётю [Ирину] в Рязань и послал ей деньги на поезд. «Когда я вышла из вагона, — вспоминает пожилая женщина, — я увидела Александра и Наташу, которые скрывались за навесом, чтобы спрятаться… Они стеснялись меня, и если бы при мне были деньги, я бы сразу же вернулась обратно, но меня остановило то, что с собой было лишь 20 копеек… Они содержали свой дом, живя, как буржуазная семья, — говорит она (продажа авторских прав Солженицыным на Западе давала ему состояние в миллионы). — Они регулярно ездили в Москву, чтобы сходить в театр или кино»».

Если «влиятельный землевладелец» был компроматом для внутреннего назначения, то слезливая отповедь тёти Ирины была специально выточена под западные глаза и уши. В марте 1972-го Солженицын отмёл всё, что написал Stern: тётя Ирина его не воспитывала, «вместо поместья был глинобитный дом», а сам Stern подозрительно близок к советским властям. «Это суждение пресмыкающихся подхалимов», — извергается Солженицын, входя в амплуа «Жириновского 70-х».