Ирина Василенко - Политическая философия: учебное пособие

Элемент соборности в русском самосознании — это особо ценный дар, который в самые трудные минуты российской истории спасал народ и страну. И то, что сегодня в России это понятие воспринимается как архаичное, — трагедия нашей культуры. Напомним, что страны Азиатско-Тихоокеанского региона у спешно доказали всему миру, что их национальная традиция «адаптирующегося коллективизма» (которая весьма близка нашей, отечественной) способна создать высокосовременное общество «групповой ориентации», неиндивидуалистической правовой культуры, основанной на компромиссе [262] См.: Василенко И.А. Корни «тихоокеанского чуда» // Российская Федерация. 1996. № 15. С. 44-46. .

Российским политикам еще предстоит осознать, что западная экономикоцентристская версия гражданского общества как совокупности автономных индивидов, связанных отношениями обмена , по многим параметрам уступает православно-аскетической этикоцентристской традиции гражданского общества как совокупности людей, связанных общими ценностями и базирующимися на них отношениями кооперации, сотрудничества и солидарности. В таком обществе на первый план выходят не холодные отношения обмена, а теплые отношения соучастия, где выстроены этические (а не экономические) приоритеты, которые защищают личность и права каждого человека гораздо более полно.

Если экономикоцентристское гражданское общество рождает массового потребителя и примитивную массовую культуру, то этикоцентристская модель способна совершенствовать человеческие отношения, развивать культурную традицию, апеллируя к высоким ценностным идеалам. Нравственные поиски в глазах русского человека обретают свою ценность лишь благодаря своему отношению к абсолютному, к всеобщему, к общественному идеалу. Как подчеркивает С. Франк, «едва ли можно назвать хотя бы одного национального русского мыслителя, который не выступал одновременно в качестве морального проповедника или социал-реформатора, иначе говоря, в некотором смысле не стремился бы улучшить мир или возвести идеал» [263] Франк С. Указ. соч. С. 489. .

История достаточно ярко показала современному человеку, что путь автономной морали, западная модель демократии — это система духовного релятивизма и индифферентизма, лишенная всяких абсолютных основ; мир «потухших маяков», оскудевших и утративших обаяние ценностей; мир, в котором происходит самое страшное — опустошение человеческой души. И напротив, этика коллективизма, сотрудничества, соучастия создает общество высокой нравственной мотивации и ответственности, живущее коллективными идеалами, особое значение среди которых занимает национальное начало .

Именно национальная идея как символ собирания и восстановления народной силы и государственного единства дает русскому народу осознание общей связи, вне которой нет будущего для нации и страны. У В.О. Ключевского есть поразительно точный анализ Смутного времени, удивительно созвучный диагнозу нашему времени: «В конце 1611 г. Московское государство представляло зрелище полного видимого разрушения... Государство преображалось в какую-то бесформенную, мятущуюся федерацию. Но с конца 1611 г., когда изнемогли политические силы, начинают пробуждаться силы религиозные и национальные, которые пошли на выучку гибнувшей земли» [264] Ключевский В.О. Курс русской истории. Ч. ІІІ // Соч.: В 9 т. М., 1988. Т. 3. С. 56. .

Ключевский высказывает здесь очень важную мысль: российское государство возрождается и крепнет только тогда, когда тяжкие бедствия заставляют разрозненные политические силы забыть о своих особых интересах и объединиться во имя национальной идеи, единой коллективной судьбы . К сожалению, Россия всегда покупала свое национальное самосознание великими жертвами и невыразимыми страданиями. Поэтому прав П.И. Новгородцев: «Нужно, чтобы все поняли, что не механические какие-либо выборы и не какие-либо внешние формы власти выведут наш народ из величайшей бездны его падения, а лишь новый поворот общественного сознания» [265] Новгородцев П.И. Обобществление идеалов. М., 1991. С. 580. .

Православная этика формирует гражданское общество не через индивидуальные, а через коллективные формы активности, и современная когнитивистская психология доказала, что коллективные формы дают более сильные и устойчивые формы социально-политических мотиваций. Пора и российским политикам вспомнить о национальном кафолическом, соборном сознании народа — именно в нем залог высоких политических мотиваций растерянных и униженных современных россиян.

Дореволюционная российская интеллигенция создала высокую духовную традицию, которая подарила миру непревзойденные художественные шедевры в области литературы и искусства. И сегодня, спустя столетия, весь мир восхищается глубиной и нравственной полнотой произведений А. Пушкина, Ю. Лермонтова, Л. Толстого и Ф. Достоевского. И если бы эта духовная традиция не прервалась, она бы привела к формированию в России уже в начале XX в. этикоцентристской модели гражданского общества, альтернативной западному индивидуализму. Этот потенциал российской политической культуры еще предстоит раскрыть российским политикам, поскольку именно в нем — подлинная политическая сила отечественной традиции.

Контрольные вопросы

1. Как можно определить политическое действие?

2. Что объединяет политические действия в традиционном и модернизированном обществах?

3. Почему традиция является важным механизмом в структуре политического действия не только традиционного, но и модернизированного общества?

4. Как изменилась теория модернизации в течение последних десятилетий?

5. Почему модернизация через реинтерпретацию традиций оказалась наиболее успешной?

6. В чем эвристическое значение российских национальных традиций в процессе современного политического реформирования общества?

7. Почему рациональность по ценности является более сильной мотивацией, нежели рациональность по цели?

Информационная революция открыла перед человеком политическим новую сферу политических действий — виртуальное политическое пространство, и вначале казалось, что новые информационные ресурсы политического действия обладают только позитивными качествами. Об этом на заре телевизионной эры очень образно написал В. Саппак: «Смотря первые телевизионные передачи, мы не знали, как все это назвать. Документальность, эффект присутствия, интимность, импровизационность — слова были найдены несколькими годами позже» [266] Саппак В. Телевидение и мы. М., 1968. С. 163. .