Екатерина Шульман - Практическая политология. Пособие по контакту с реальностью

Из этого делали два противоположных вывода: либо что люди начнут возмущаться существующим политическим устройством и демонстрировать протестное поведение, либо что протестного поведения не будет демонстрировать никто, а люди адаптируются. На самом деле и то и другое – некоторое огрубление. Люди действительно адаптируются, и это разумная тактика в таком положении. Но общественный запрос меняется. Людей начинает все больше и больше интересовать то, что происходит в сфере, которая их непосредственно касается.

К чему это может привести? Когда дела в стране идут неплохо, естественно, что ответственность за эти дела, а значит и власть, делегируются тем, кто знает, как ими заниматься. Когда же дела очевидно идут нехорошо, в выгоде и пользе этого делегирования начинают сомневаться. Это видно даже из опросов. Растет число тех, кто на довольно туманный вопрос «считаете ли вы, что в стране все движется правильно?» (Левада-центр регулярно задает его именно в такой формулировке), отвечают: нет, неправильно, дела идут не так.

В этой связи стоит вспомнить прошлогоднюю статью, в которой Сергей Гуриев и Дэниел Трейсман объясняют, каким образом современные авторитарные и полуавторитарные политические лидеры поддерживают свою легитимность. Там выдвигается теория достаточной компетентности. Что это такое?

Есть революционные лидеры, и их тип легитимации – революционный, или харизматический, по образцу Уго Чавеса или Кастро. Им для поддержания своей легитимности необходимо все время демонстрировать победы над врагами, реальными и воображаемыми, или успехи, реальные и воображаемые. Чтобы все время подтверждать вот эту свою харизматичную, революционную легитимность, они должны идти от победы к победе.

В новых формах смешанного полуавторитаризма, как утверждают Гуриев и Трейсман, для поддержания легитимности в глазах граждан уже не нужно показывать никаких побед, а нужно лишь поддерживать и создавать ощущение «достаточной компетентности». Граждане должны верить, что власть скорее справляется со своей работой, чем не справляется. Для этого никогда не скрываются трудности, наоборот, они подчеркиваются. То есть говорится: да, у нас кризис, да, санкции, нас окружили кольцом врагов, плохая внешнеэкономическая конъюнктура. Но смотрите, мы же не умерли с голоду, не развалились на части, мы как-то справляемся.

Это и есть та самая достаточная компетентность. Пока в головах людей она присутствует, у власти будет легитимность даже при плохих экономических результатах. Именно поэтому нет протестов, считают Гуриев и Трейсман. Не только из-за репрессивного законодательства и аппарата принуждения, хотя это тоже важно: повышение цены протеста – один из эффективных методов снижения протестной активности. Но и из-за того, что люди считают: власти как-то работают, и вроде как ничего, справляются.

Когда осязаемая часть граждан начинает думать, что власть – это не решение, а проблема, что она не помогает им справиться с тяжелым кризисом, а углубляет его, тогда – а не просто от ухудшения уровня жизни – основание этой легитимности начинает проседать. Особенно это касается несвободных политических систем, где нет возможности трансформировать настроение в политическое действие (или это действие будет очень дорого тебе стоить). В таких системах прямой связи «стали хуже жить – разлюбили правительство» не наблюдается. Но сказать, что от экономических результатов мнение людей о власти вообще не зависит, тоже нельзя. Эта связь есть, просто она не такая линейная и растянута во времени.

Разочарование, уныние и депрессивно-апатичные настроения проявили себя очень ярко во время парламентской кампании. Они совершенно не были угаданы, судя по всему, нашим политическим менеджментом, который боялся слишком высокой явки недовольного электората и занимался усушкой этой явки. А оказалось, что бояться надо не этого – все городские территории, все среднерусские области просто не пришли. Эти настроения, выражаемые в отказе участвовать в выборах, на самом деле не так безобидны, как может показаться: они медленно подмывают эту базу легитимности, особенно на фоне желания продемонстрировать пост-крымский консенсус, чрезвычайное единство власти и народа. В условиях, когда люди никаким действием эту поддержку не выражают, а только отвечают в соцопросах так, как от них ожидают, демонстрировать это все труднее.

В результате итоги выборов были сделаны территориями, которые добиваются нужных цифр своими методами, без особенного участия избирателей. Это довольно опасная ситуация, она ставит федеральный центр в зависимость от этих территорий и перекашивает состав Государственной Думы, в которой эти регионы получили гораздо больше мандатов. И это ставит главную проблему-2018, потому что президентские выборы таким образом провести можно, но опасно. Думаю, что они их так и проведут, потому что ничего другого не придумают. И это будет проблема.

Вторая важная тема в развороте настроений – рост внимания к социально-экономической проблематике. Казалось бы, ничего нового тут нет: когда «Левада» или ВЦИОМ задают вопрос «Какие проблемы вас волнуют», все последние 20 лет первая тройка будет одинаковой: там будет инфляция, цены на еду и ЖКХ, и никогда не было и не будет величия Россия, приращения территорий, борьбы с внешними врагами. Тем не менее, сейчас видно, что людей не просто не очень сильно интересует внешнеполитическая повестка, а она, судя по всему, их раздражает. Не потому, что они не радуются величию России, они ему радуются, а потому, что для них приоритетными, насущными, не просто важными, а актуальными становятся другие проблемы, и они видят, что ресурсы расходуются не в соответствии с их расстановкой приоритетов.

Этот запрос, который в последнее время стали формулировать как запрос на справедливость, включает в себя и запрос на справедливое распределение ресурсов. Идея, что у нас больницы закрывают, а мы в это время неизвестно где неизвестно кого бомбим, – она присутствует и вызывает глухое раздражение от видимой неадекватности руководства: мы тут про одно, а они совсем про другое.

Это очень похоже на американские и европейские настроения, которые привели к так называемым «неожиданным» результатам выборов этого года. Элиты – про Фому, а граждане – про Ерему. И им негде встретиться и поговорить друг с другом, потому что они друг друга совершенно не слышат. Если такое явление возможно в демократиях, то оно уж тем более характерно будет для закрытой политической системы, в которой аппарат управления намеренно изолируется от социума, воспринимает его как враждебный и не желает с ним никак особенно коммуницировать. Беда в том, что в открытых системах, где каналы обратной связи работают, эти настроения можно канализовать в мирное, легальное политическое действие – голосование на выборах. Этим результатам можно потом ужасаться сколько угодно, но это все равно мирный политический процесс, предполагающий коррекцию курса после прихода новой партии или нового лидера. Это мирная и даже не очень затратная трансформация.