Екатерина Шульман - Практическая политология. Пособие по контакту с реальностью

У нас все сложнее. Но и у нас властная машина пытается слышать, что происходит у людей в головах. Она пытается узнать это разными методами – проводит секретные опросы, пытается использовать с этой целью «прямые линии». Очень характерной была фраза Пескова о том, что «прямая линия с Президентом – это лучший вид соцопроса». В этом высказывании, во-первых, слышно стремление иметь хоть какой-то соцопрос, а во-вторых – непонимание того, что в линии участвуют специально выбранные люди, выборка не репрезентативна, и это не соцопрос, а просто парад жалоб. Но им хочется иметь какой-то соцопрос, которому можно верить.

Как у нас происходит взаимная адаптация власти и социума? В демократиях это происходит после выборов: есть желания людей, они в соответствии с ними выбирают из предложенного ассортимента. Те, кто в результате получают мандаты, начинают проводить заказанную политику.

У нас все наоборот. До выборов, результат которых должен быть таким, как заказано, власть пытается заранее стать этим новым кандидатом и ответить на то, что людям надо. Поэтому коррекция курса происходит до выборов. Все упражнения нового руководства Администрации президента, вся проектная активность власти в целом, писание программ реформ – все это попытки скорректироваться до выборов, чтобы их результаты были такими, как надо.

Это лучше, чем ничего. Демократический способ лучше, дешевле и адекватнее, это гораздо более тонкая настройка на общественные запросы. Но наш метод лучше, чем вообще никакого. Что выйдет из попыток системы скорректироваться, это большой вопрос, потому что система может измениться только настолько, насколько она может. Она не может глубоко реформировать самое себя, отрезать сама себе важные части тела. И все же повестка-2017, хотя и не будет формулироваться в таком виде, по сути будет попыткой скорректироваться, оставшись по сути такой же, попыткой ответить на общественный запрос, не давая возможности ответить на него кому-то другому в условиях политической конкуренции.

Дальше начинаются сложности. Например, когда мы говорим о том, что хорошо бы притушить нашу внешнеполитическую активность, потому что денег нет, а людей это раздражает, мы должны учитывать, что эта активность не притушивается усилием воли – не стоит абсолютизировать ничью персональную политическую власть. Есть группы интересов, сидящие на соответствующих бюджетах, которые заинтересованы в продолжении «политики войны». Это могущественные члены нашей властвующей элиты – ВПК, Министерство обороны, члены Совета Безопасности. Сказать: «все, ребята, извините, мы сворачиваемся», не получится: им надо это чем-то компенсировать. Придумыванием выхода из этой ситуации и будет заполнен 2017 год.

Важной темой будущих двух лет будет все, что касается образования и здравоохранения. В этой области виден очень опасный, радикальный разрыв между властной и общественной повестками. Для людей это становится все более и более важным, во-первых, потому что население стареет (а для нас, учитывая низкую продолжительность жизни мужчин, это означает рост доли женщин), а во-вторых – из-за развившегося в последние годы культа детей и восприятия людьми своей родительской роли как социальной и даже частично политической. И одновременно именно в области образования и здравоохранения происходит массовый сброс государством своих обязательств. Более несчастливого совпадения невозможно себе представить, с рассогласованностью этих двух повесток что-то надо делать, потому что это людей очень сильно раздражает. Они не понимают, почему государство себя таким образом ведет. А государство ничего не объясняет, даже обещаний никаких не дает.

С одной стороны, вроде как повторяется ситуация 90-х на новом уровне: денег нет, занимайтесь сами, как хотите. С другой стороны, в 90-е государство не содержало эти сферы, но оно их и не контролировало. Тогда оно говорило: «Денег не дам, зарабатывай чем хочешь», а сейчас – «Денег не дам, но посажу». Образовательные и здравоохранительные учреждения находятся на очень плотном контроле следственных органов и прокуратуры, которые по любому поводу туда приходят. При этом денег не дают. Это невозможное положение. Оно должно будет каким-то образом измениться. Нельзя одновременно и не кормить, и на веревке держать. Один из возможных вариантов изменений – входящее в ряде околовластных реформаторских планов делегирование части государственных функций в социальной сфере бизнесу и «третьему сектору» – некоммерческим организациям. Но для этого правила в этой сфере должны быть очень сильно либерализованы. Это тоже трудно, потому что контроль, надзор и репрессии – это хлеб могущественной властной группы проверяющих, которых за последние годы расплодилось чрезвычайно много. Их надо будет на что-то перенаправить, а это не так просто.

Системе очень трудно реформировать самое себя, но она вынуждена это будет делать, потому что ее ресурс сжимается, и потому что она вынуждена худо-бедно подстраиваться под запросы общества. Она могла бы быть автономна, если бы у нее, как в 2000-е годы, были свои собственные источники доходов, но сейчас их уже нет. Если вы добываете деньги из граждан, а не из нефти, вы вынуждены с гражданами больше считаться. Система это еще очень плохо понимает, она не привыкла действовать в таком модусе, и не знает, что с этим делать. Следующие два года она будет пытаться этому учиться.

31.12.2016

Зачем вообще гражданину интересоваться перестановками в административных структурах и борьбой силовиков друг с другом, если он не работает в этих структурах и сам не силовик? В необходимости отличать Управление собственной безопасности ФСБ от департамента экономической безопасности той же службы, а Службу безопасности президента в частности от ФСО в целом, расшифровывать аббревиатуру ГУЭБиПК, а также уметь показывать на карте поселки Ящерово, Акулинино, Сосны и Озеро есть нечто довольно избыточное и унизительное.

Ненамного умнее выглядит выискивание «тенденций» и «трендов» в том сочетании разнонаправленных случайностей, которым заполнена ежедневная новостная лента. Постараемся сформулировать тот необходимый минимум понимания происходящего, который не включает запоминание сложных схем «такой-то – человек такого-то» и вообще не требует знания каких-либо фамилий.

То, что мы видим, – это не скоординированная кампания, не «война с коррупцией», не «чистки», а неизбежный ход вещей: обострение внутривидовой конкуренции на фоне сужения ресурсной базы. Это основная причина. Есть и несколько дополнительных, совпавших по времени.