Игорь Молотов - Мой друг Карлос Шакал. Революционер, ставший героем голливудских фильмов «Шакал» и «Карлос»

В то же время, обращаясь к присяжным, он говорил, что газетчикам проще всего создать один собирательный образ, который будет ответствен за действия тысяч людей. И для этого они придумали «Карлоса». «Карлос» появлялся в их ночных кошмарах, «Карлос» готовил атомный взрыв в Нью-Йорке, «Карлос» убивал президентов и завтракал министрами.

— Вы хотя бы отдаете себе отчет в том, что многое из того, что вы читали про Карлоса в бульварной прессе, не может быть на самом деле? Что Карлос — это человек из плоти и крови. Карлос не может взять грехи всех, как Христос, и не может присвоить себе победы Революции как единоличное достижение.

На четвертый день слушаний Карлос впервые увидел за долгие десятилетия свою подругу и товарища Нидию Тобон. Нидия, которая, по словам Карлоса, разменяла НФОП на ДСТ, появилась в зале заседаний стильно одетой и выглядела явно моложе своих пятидесяти девяти. После лирического отступления, в котором она рассказывала романтические эпизоды их отношений, судья прямо спросил:

— Откуда вы узнали об убийстве на улице Тулье?

— Из газет, ваша честь.

— Каких газет?

— «Гардиан», ваша честь.

— Как из газет? Разве он не звонил, чтобы сообщить вам об убийстве?

— Звонил, но меня не было дома.

— Вы писали книгу о Карлосе в 1978 году, верно?

— Все так, ваша честь. Однако, чтобы она лучше продавалась, мне пришлось многое дофантазировать.

— Что, например?

— Например, то, что мне звонил Карлос и признавался, что это он убил всех четверых на улице Тулье.

— Как?

— А вот так, ваша честь.

Надо ли говорить, что Карлос торжествовал? Судья схватился за книгу и начал зачитывать куски, где приводился нафантазированный монолог героя книги. Судья сверкнул очками:

— Что вы на это скажете?!

— Ничего, ваша честь. Я взяла все это из газетных статей.

Карлос запрокинул голову назад и захохотал. Судья же продолжал стоять на своем:

— Ну как же вы все это придумали, если это могло навести подозрения правоохранительных органов? Вы называете его другом и пишете такое?

— Да, ваша честь, я поступила глупо. Но в свое оправдание хочу сказать, что Карлос является убийцей и террористом только в ваших глазах. Для Венесуэлы и стран третьего мира он герой, который сражался за их свободу теми методами, которые были на тот момент возможны.

Нидия Тобон гордо посмотрела на судью и сказала, что больше суду ничем помочь не может. Взбешенный судья Корнелу взорвался тирадой о жертвах, которые являются расходным материалом «великих идеалов» и о которых тут, как два соловья, говорит она с обвиняемым. Карлос тоже воспользовался своим правом задать вопрос, но вместо этого предался ностальгии по лондонской dolce vita.

Больше подарков в виде людей из прошлой жизни суд не преподносил. В ход был пущен бюрократический многоголовый аппарат из сотрудников ДСТ, криминалистов, психологов, экспертов и иных служащих французского государства. Карлос отмахивался от попыток обставить дело так, будто находившиеся на улице Тулье в ту ночь люди были безоружными. Наличие у них оружия подтверждал и тот факт, что перед освидетельствованием тела сдвинули. На этот аргумент у суда не нашлось что ответить. Следующие атаки ему пришлось отражать уже со стороны судмедэксперта, который лишь обобщил результаты вскрытий, сделанных другими врачами. Являясь не только экспертом по оружию, но и практиком со стажем, Карлос на пальцах доказал суду, что траектории, которые указаны в заключении, не соответствуют действительности.

Не отличались по своему качеству и допросы других свидетелей. Потерпев полное фиаско, обвинение пустило в ход тяжелую артиллерию, которая должна была склонить присяжных к обвинительному вердикту. Слово дали родственникам погибших, которые рассказали, какую боль они перенесли, лишившись мужа, брата или отца. Едва ли можно найти аргументы в ответ на человеческую боль.

В последний день слушаний слово предоставили защите Карлоса. Адвокаты призвали присяжных не руководствоваться эмоциями, а холодно смотреть на факты, которые свидетельствуют о сфабрикованном характере этого процесса. Ни одно представленное доказательство не могло считаться убедительным или неопровержимым. Исходя из этого, адвокаты просили… оправдать своего клиента.

Я предвижу улыбку на твоем лице, о дорогой читатель. Дело в том, что Карлос никогда не скрывал, что является революционным солдатом, на счету которого множество жизней врагов. Он не пытался представить себя в образе законопослушного студента-левака, видевшего революцию только в книжках Льва Троцкого. Карлос пытался доказать, что дело против него имеет исключительно политическую подоплеку. В войне, которую вел Карлос, не было сантиментов.

— Карлос мертв. Он никогда не сможет уехать отсюда живым. Если я добьюсь того, чтобы меня обменяли, — меня пристрелят. Если попытаюсь уйти — меня пристрелят. Но я ни о чем не жалею. Я горжусь тем, что пошел по пути революции, и умру стоя, как это и подобает революционеру.

Его последняя речь уже не была обращена к суду или к присяжным заседателям. Он говорил с мировой аудиторией, со своими товарищами в Ливане и Палестине, партизанами, прячущимися в джунглях Колумбии, неистовым полковником Каддафи и министром Абдель Азизом Бутефликой. Он обращался к братьям по оружию по обе стороны океана. Его речь была подобна той, которую произносил Фидель Кастро в течение четырех часов, стоя на трибуне Ассамблеи Организации Объединенных Наций. Только вместо трибуны он стоял у деревянной судебной стойки. В своей речи он вскрыл пороки этого суда: отсутствие улик, литературное произведение, которое представили как свидетельство, экспертные заключения, что не выдерживали никакой критики. Все, чего его враги хотели добиться, — это выставить его жалким и умоляющим, но этого не произошло. Прилагались активные усилия, чтобы разоблачить «Миф Карлоса».

— Но позвольте, — он обводил зал рукой, — даже этот миф был спасительной соломинкой для палестинцев, которые благодаря его существованию смогли получить многие миллионы долларов на борьбу. Достаточно было сказать «Карлос», и все двери открывались. Я не делал этот миф, и мне на него плевать. А вот вам — нет. Вам нужно найти такого злодея, чтобы отождествить его со своими страхами. Прикрыть этим мифом свои собственные преступления. Даже мое похищение вы прикрыли этим мифом. Получается, это вы варвары, а не я, человек, который вел войны с неоварварством и макдональдизацией населения. Вы говорите, что я наемник, но я сражался не ради денег, а за идеалы освобождения Палестины и всего мира угнетенных. Я обязательно попаду в рай, туда попадают все революционеры. А вот попадете ли вы — я не уверен.