Вадим Цымбурский - Морфология российской геополитики и динамика международных систем XVIII-XX веков

Типологически сходная ошибка была допущена Россией в Афганистане в 1979–1989 гг. СССР слишком глубоко втянулся в местную свару и вышел за флажки российского цивилизационного лимеса – хребты Гиндукуш, Сафед-Кох, нагорье Хазараджат.

Если когда-нибудь в своей евроазиатской политике Россия опять нырнет под канат цивилизационных границ, то снова станет мишенью для болезненного удара. Нокдауны на Востоке могут, как это произошло в начале прошлого века, направить ее по Старой Смоленской дороге «западопохитительства». И тогда Россия позавидует судьбе «Великой армии» Бонапарта.

Труды Цымбурского, его интеллектуальные прозрения и призваны помочь отвратить нашу страну и, прежде всего, правящий ее слой от возобновления вредных, бессмысленных, противоречащих национально-государственным интересам попыток продолжить политику «похищения Европы», а с середины 1980-х годов – «похищения Запада», в том или ином виде.

Следует сказать об отношении мыслителя к проблеме продажи Русской Америки в 1867 г., выраженном в рассматриваемой нами работе. Обычно этот шаг объясняют «нерентабельностью» Аляски, невозможностью ее отстоять перед «англо-американским» напором. Солидаризируясь со знатоком истории русско-американских отношений первого столетия существования США H.H. Болховитиновым [83], Цымбурский приходит к выводу, что логика продажи Аляски диктовалась потребностями складывающейся евразийской конфликтной системы, ходом так называемой «Большой игры» – широкомасштабного противостояния России с Британией от Балкан до Тихого океана. Это противоборство побуждало не просто «сбросить» Русскую Америку как наиболее уязвимый участок выше обозначенной огромной дуги, но и одновременно создать давление на запад Британской Канады со стороны Штатов. Тем самым, укрепив против английских демаршей приморский Дальний Восток, Российская империя развязала себе руки для борьбы в Европе и Азии. Она, по словам канцлера Горчакова, «сосредотачивалась», и одним из направлений этого «сосредоточения» была экспансия в Средней Азии, ставшая наихарактернейшей практикой «евразийской интермедии» Вадима Цымбурского.

В своей работе он признает самостоятельное значение «натиска на юг» – утверждения России в центральной части евразийского континента в 1860-x – 1880-х гг. «…Если бы речь шла только об угрозе "жемчужине британской короны", из трех путей: через Среднюю Азию, по Каспию или через Иран со стороны Кавказа естественно было бы по трудности первого пути предпочесть любой из двух последних. На то были и возможности. Иран в 1858 г. возобновляет претензии на Герат, причем шах выступает с проектом русско-иранского договора против Англии». Если бы целью нашей политики было овладеть путем в Индию, то «остается необъясненным – почему был избран не "европейский путь" с опорой на Иран – а многолетнее движение через степи и пустыни», писал русский мыслитель.

При этом он отмечал, что если версия, связывающая среднеазиатскую экспансию России с «порывом к Индии», не объясняет, почему оказался выбран именно этот, столь трудный и проблематичный путь вместо иранского, который, учитывая столкновение интересов шахиншаха с аппетитами «Туманного Альбиона» в Афганистане и на окраинах Индии, а также возможность заключения антибританского союза между Петербургом и Тегераном, был гораздо более легким и перспективным, – то версия, связывающая эти завоевания только с особенностями центрально-азиатской границы империи, не объясняет темпов и интенсивности наступления.

За одновременной деятельностью Славянских комитетов и бурной активностью в Средней Азии, когда за считанное десятилетие три местных государства были завоеваны русской армией, Цымбурский усмотрел единый геоидеологический импульс к конструированию «своего», особого российского пространства из земель, которые обретаются за пределами «коренной Европы» и либо не входят в ее расклад, либо могут быть легко из него изъяты.

Мыслитель ставит очень важный вопрос о причинах контраста между бросковым завоеванием русскими Сибири и медленным до поры до времени выдвижением их в Среднюю Азию, давая на него весьма резонный ответ.

При этом он определяет два «естественных рубежа» России на юге. Согласно Цымбурскому, таковы экологическая граница, опирающаяся на переход лесостепи собственно в ковыльную степь так, чтобы Россия в основном контролировала долины рек бассейна Ледовитого океана, и граница по южному горному поясу. Эти варианты соответствуют либо России, противостоящей тюркской Евразии, либо «России-Евразии» в собственном смысле. «Выход России в центрально-азиатскую степь – феномен имперский, тогда как Московское царство прочно противостояло степной Евразии, и границы его были едва ли не более мотивированы, чем любые промежуточные решения в диапазоне между двумя очерченными "естественными" рубежами. Паллиативная и нестойкая разделительная линия в этом интервале – северный край полосы полынных степей – черта, условно отделяющая русифицированный Северный Казахстан от Южного», – писал покойный мыслитель.

Очень оригинальны очерки Цымбурского, посвященные геополитическим воззрениям Ф.М. Достоевского и Н.Я. Данилевского. Последнему мыслитель уделил гораздо больше внимания, нежели творцу «Дневника писателя».

Своеобразие Данилевского виделось ему в том, что он, в отличие от Тютчева, Чаадаева и многих других интеллектуалов XIX столетия, воспринимал российскую и европейскую цивилизации не как противостоящие друг другу принципы жизни на едином пространстве и организации оного, а как отдельные, конфликтующие на рубежах геокультурные ниши.

Новую постановку вопроса Цымбурский усмотрел в самом заглавии важнейшего труда Данилевского («Россия и Европа»), контрастирующем с названием тютчевского трактата («Россия и Запад»). Если Тютчев рассуждал о «двух Европах», России и Западе, как двух мыслимых проектах единой Европы, то Данилевский видел Россию вне Европы и возлагал на нее миссию создания особого неевропейского политического и цивилизационного пространства, способного потеснить пространство европейское, но отнюдь не стремящегося поглощать последнее как чужеродный России мир.

Данный подход был близок и самому Цымбурскому.

Мыслитель заметил, что «государственная фаза» является основным звеном цивилизационного процесса, которое интересует Данилевского. Поэтому последнего можно было бы назвать «государственником» – тем более что суверенность цивилизации мыслима для него как суверенность исключительно политическая, контроль группы народов, говорящих на близкородственных языках, над пространством, гарантированным от вмешательства представителей прочих цивилизаций. Согласно Цымбурскому, Данилевский имеет в виду то, что позже в Германии назовут суверенным «Большим Пространством». Таким образом, в авторе статьи «Горе победителям!» он распознает одного из предшественников геополитики К. Хаусхофера.