Патрик Бьюкенен - Самоубийство сверхдержавы

«Чрезвычайно неудобно управлять делами народов, говорящих на разных языках и потому читающих разные книги и приверженных разным коллективным идеям, в особенности если эти различия усугубляются религиозными спорами. Лишь сильный взаимный интерес, наподобие потребности в обороне, объединившей швейцарских горцев, способен оправдать тесное сближение народов разных языков и вероисповеданий» {833}.

В пору, когда «естественные» народы Европы наблюдали перемещение миллионов своих сородичей под власть чужеродных этносов, им ненавистных, Уэллс фактически предвидел ближайшее будущее.

Когда Дизраэли заметил: «Все сводится к расе, иной причины нет», он имел в виду то, о чем позднее рассуждал Черчилль, говоря об «островном народе», «уникальных людях, отделенных от всех прочих, но объединенных границами, языком, культурой, историей и кровью» {834}. Ирландцев, пусть они подданные короны, Дизраэли воспринимал как особую породу: «Этот дикий, безумный, ленивый, нерешительный и суеверный народ не испытывает ни малейшей расположенности к английскому характеру. Их идеал человеческого счастья – чередование клановых стычек и грубого идолопоклонства [т. е. католицизма]. Их история представляет собой замкнутый круг фанатизма и крови» {835}. Герцог Веллингтон придерживался того же мнения. Когда ему напомнили, что он родился в Дублине, Железный герцог возразил: «Родиться на конюшне не значит быть конем» {836}. Современник Веллингтона и Дизраэли Томас Карлейль считал ирландцев «жизнерадостными дикарями» {837}.

Сами ирландцы считали себя отдельным народом, даже когда сражались бок о бок с англичанами и шотландцами. В стихотворении «Летчик-ирландец провидит свою гибель» Йейтс говорил о своем народе:

Дело Англии отнюдь не было делом Ирландии. Враги Англии не были врагами Ирландии. Не успела закончиться Великая война, как начались «Тревожные годы». В народной памяти было свежо Пасхальное восстание 1916 года, когда 2000 мятежников – в год наступления на Сомме – захватили дублинский почтамт, рассчитывая на общую поддержку. Надежды не оправдались, первых лидеров восстания высмеивали и обливали презрением, но британцы сразу выставили себя злодеями, когда арестовали многие тысячи ирландцев и приговорили пятнадцать вожаков к расстрелу; это провело роковую черту между англичанами и ирландцами. В «Пасхе 1916 года» Йейтс писал:

Они изменились, превратились из мятежников, совершивших акт предательства в военное время, в мучеников независимости Ирландии. В 1918 году, нуждаясь в пополнениях после отражения наступления Людендорфа, Ллойд Джордж решил призывать в армию ирландцев. Это решение ознаменовало гибель ирландской Парламентской партии Джона Редмонда, которого война лишила сына. Отныне голосом Ирландии стала партия Шинн Фейн.

В 1919 году разгорелась партизанская война, началась она убийствами полицейских и «коллаборационистов», сотрудничавших с британским правительством. Лондон в ответ направил в Ирландию ветеранов Западного фронта – «черно-пегих» [209]. С 1919 по 1921 год погибли сотни людей, но наконец лидер повстанцев Майкл Коллинз прибыл в Лондон, чтобы договориться с Черчиллем о мире. Так появилось Свободное Ирландское государство, но шесть северных графств Ольстера остались в составе Соединенного Королевства. Договор, с которым Коллинз вернулся домой, породил гражданскую войну, которая завершилась убийством миротворца.

В истории найдется мало более показательных примеров этнонационализма. Британские подданные, граждане свободной страны, пользовались равными правами с англичанами, были представлены в парламенте, считались метрополией величайшей империи, сравнимой с Римом в зените славы и могущества и в час триумфа. Тем не менее, они стремились освободиться и были готовы сражаться и умирать, чтобы Ирландия, бедный край с населением несколько миллионов человек, заняла достойное место в ряду наций. Что же побуждало ирландцев предпочесть разделение единству?

Исключительно этнонационализм. Пусть на протяжении веков они жили вместе с англичанами, ирландцы видели себя отдельным народом. Они кельты, а не англосаксы. Их церковь – римско-католическая, а не англиканская. Их язык – гэльский, а не английский. Их история – не история Англии, не история империи, но многовековой каталог преступлений против ирландского народа, от Дрогеды и Уэксфорда до «карательных законов» и картофельного голода [210]и до расстрелов вожаков Пасхального восстания. Еще долго после победы в войне за независимость ненависть к Англии оставалась свойственной ирландцам, ибо она, так сказать, сидела в их ДНК.

Когда в 1939 году Великобритания объявила войну гитлеровской Германии, к ней присоединились Канада, Южная Африка, Новая Зеландия и Австралия – в знак солидарности с метрополией. Ирландия же объявила о нейтралитете, который сохраняла, несмотря на Дюнкерк, битву за Британию и вступление Америки в войну.

Вот уж точно – английская война не была войной Ирландии.

В отличие от бескровного отделения Норвегии от Швеции в 1905 году, многие национальные государства двадцатого века рождались в крови.

В первом десятилетии века Османская империя, «больной человек Европы» по жесткой формулировке, приписываемой царю Николаю I [211], оказалась при смерти, и западные державы вкупе с прежними несамостоятельными государствами начали «откусывать» турецкие провинции. В 1908 году первые младотурки совершили переворот и захватили Салоники. С 1911 по 1918 год Энвер-бей, будущий Энвер-паша, руководил виртуальной военной диктатурой. Его целью было «отуречить» империю, заставить всех подданных говорить на турецком языке, получать турецкое образование и отправлять своих сыновей служить в национальной армии. Поскольку в империи, что простиралась от Магриба до Месопотамии, проживали миллионы христиан – славян, греков и армян, – а также арабы-мусульмане и курды, политика «отуречивания» вызывала сопротивление. В 1914 году Турция связала свою судьбу с центральными державами [212]и одержала легендарную победу при Галлиполи, отразив высадку англо-французского десанта в Дарданеллах. Эта морская катастрофа союзников стоила Первому лорду адмиралтейства Уинстону Черчиллю его должности. В том же 1915 году турки, разъяренные тем, что армяне сражались против них вместе с русской армией, устроили фактический геноцид армян: число погибших и бежавших превысило 1,5 миллиона человек. Сами турки это отрицают, но армяне и другие народы признают случившееся именно геноцидом.