Юлия Латынина - Русский булочник. Очерки либерал-прагматика (сборник)

Вот есть, допустим, Индия. Демократическая страна с чудовищным уровнем коррупции. «Я приезжаю делать проект, — рассказывает мне знакомый бизнесмен, — и мне открыто говорят, что вы, инвестиционные банкиры, получаете от сделки success fee . Я тоже хочу success fee . И проблема не в том, что он хочет деньгами и заранее, а в том, что через два года проект не сделан, проходят выборы, старый чиновник вылетает, новый хочет новую success fee . И человек, который мне это рассказывает, рад, что в Китае чиновники хотя бы не избираются.

Вот есть Индонезия, в которой правительство обувает своих граждан в буквальном смысле — в обувь с фабрики родственника президента. И в Китае за такое расстреляли бы в 72 часа.

Вот есть Россия, в которой вообще все за пределом добра и зла: и деньги возьмут, и дела не сделают, и еще, если возмутишься, посадят, чтобы под ногами не путался.

Так вот, должна сказать, что так, как в Индии, Индонезии или России — в Китае просто не бывает. Чтобы «деньги вперед» — не бывает. Чтобы продавалась должность или место в университете — не бывает.

Но коррупция — это, разумеется, проблема для Китая. Коррупция — это тот холестерин, который может забить сосуды любой экономики. Расстрелами и арестами холестерин не лечат, только держат в рамках, тем более, что аресты, особенно в высших эшелонах власти — это, конечно, не столько правосудие, сколько политика.

К примеру, есть знаменитая история ареста Чэнь Лянъюя, главы шанхайского горкома. Его сняли в 2006-м, и вычистили весь Шанхай. Но это политика. Ушел Цзян Цземинь, он был из Шанхая, чистили всю шанхайскую клику, вот — зачистили Чэнь Лянъюя.

Более того, это дважды политика, потому что Шанхай — донор, это богатый город, для шанхайцев весь Китай делится на Шанхай и все остальное, и, как я уже говорила, есть очень серьезное напряжение между богатыми прибрежными районами-донорами и материковыми провинциями, которые сидят на дотациях. Все упирается в те же деньги, которые доноры хотят оставлять себе, Шанхай стал слишком независимым, в стране должен быть один император.

Как я уже сказала, коррупция эндемична для бюрократии. Ее нельзя ликвидировать совсем, как нельзя совсем ликвидировать, ну, скажем, ДТП на дорогах. Всегда, если есть дороги и есть машины, люди будут биться. Вопрос в том, как свести ДТП к минимуму. Тут, как у Льюиса Кэррола, надо все время бежать очень быстро, чтобы оставаться на месте, и китайцы бегают очень быстро.

Очень забавная часть китайской коррупции — женщины. Коррумпированный чиновник обыкновенно берет не только деньги, но и женщин. У недавно арестованного министра транспорта обнаружилось 18 любовниц. С этим пытаются бороться, даже обязали регистрировать любовниц в парткоме. Древняя китайская традиция — сколько наложниц было у императора? Хотя, конечно, Сильвио Берлускони и Доминик Стросс-Кан в эту традицию вписываются превосходно. Тут мы, видимо, все восходим не к китайскому императору, а к павиану.

Кризис 2008 года заставил Китай переориентироваться с экспорта на рост внутреннего потребления. Это привело к колоссальным переменам и колоссальным напряжениям в обществе. Но мне кажется, есть еще одна перемена, которую недооценивают.

Кризис 2008 года показал Китаю, что иностранные дьяволы, которые на протяжении последних двухсот лет решительно доминировали над двухтысячелетним Китаем и с военной, и с экономической точки зрения, — больше ничему не могут научить Китай. До кризиса 2008 года у большинства трезвых иностранных наблюдателей было ощущение, что да, вот Китай будет развиваться, рынок он построил и сейчас будет понемногу строить демократию.

Нынешние проблемы иностранных дьяволов — замедление экономического развития, рост долга, многочисленность и безнаказанность социальных иждивенцев, капитуляция перед исламистской экспансией, финансовый кризис — являются прямым следствием господствующей в Европе социал-демократии и всеобщего избирательного права, и Китай слишком много хлебнул этого добра при Мао, чтобы теперь прививать себе ту же болезнь, пусть и в несравненно более мягкой форме.

Демократии — по крайней мере в виде всеобщего избирательного права — в Китае в обозримое время не будет, и каковы бы ни были проблемы Китая, их будет решать только компартия. Диктатура компартии является условием развития Китая, как наличие английской аристократии являлось условием развития Британской империи. Все. Точка. Нет там демократии ни на горизонте, ни в проекте, ни постепенно.

Проблемы есть, проблемы большие, но через демократию они не решаемы. Они через демократию усугубляемы.

Как рабочие Генри Форда способны были обеспечить своей многочисленностью спрос на его автомобили, так и внутренний рынок Китая сам собой способен обеспечить развитие страны. Однако что произойдет, когда Китай станет все больше зависеть от внутреннего потребления и все меньше — от экспортных рынков?

Это значит, что у слабеющего Запада будет все меньше рычагов давления на Китай.

Китай сейчас скупил всю Африку. Что будет, когда Китай «кинут», — а ведь «кинут» обязательно, в Африке это просто вопрос времени…

Я могу переформулировать этот вопрос другим образом. Истории известно множество примеров удачной авторитарной модернизации. Например, Германия и Япония. Дело в случае Германии кончилось Первой мировой. А в случае Японии — Перл-Харбором и Хиросимой.

Авторитарная модель развития на первых этапах может быть очень успешна, но она все время провоцирует государство на то, чтобы перестать строить рынок и начать строить империю. Тем более, что рано или поздно перед таким авторитарным государством встает вопрос недостатка ресурсов. К примеру, Япония 30-х годов была очень прагматическим государством. Она строила не империю — она строила экономику. У нее не было ни угля, ни нефти, и японские военные справедливо посчитали, что уголь они возьмут во внутренней Монголии, а нефть — на Филиппинах.

Куда для этого надо инвестировать? В танки и авианосцы. Танк — лучший способ добычи угля.

Уровень жизни в Китае стремительно растет, но социальная напряженность в нем смягчится только тогда, когда уровень жизни всех китайцев сравнится с уровнем жизни на Западе. Проблема заключается в том, что ресурсов Китая для этого просто не хватит. Вопрос: что будет делать Китай, когда ему станет не хватать ресурсов для того, чтобы обеспечить своему населению жизнь как на Западе?

Я ту же самую проблему могу переформулировать и третьим способом. Природа не терпит пустоты. Запад ушел из Африки и с Ближнего Востока со словами: «Мы проклятые империалисты, извините, что мы вас колонизовали». В тех местах, откуда ушел Запад, образовался вакуум, заполненный мерзостью, кровью и людоедством. Людоеды, которые там живут, сами себя из болота вытянуть не могут. Природа не терпит пустоты. Это значит, что туда, откуда ушел Запад, придет Китай.