Майкл Хадсон - Убийство Хозяина: Как финансовые паразиты и долговое рабство разрушают мировую экономику

Таким образом, мы возвращаемся к тому факту, что в природе паразиты лучше всего выживают, если помогают своему хозяину выживать и процветать. Паразит, действуя слишком эгоистично и заставляя хозяина голодать, подвергает опасности самого себя. Вот почему естественный отбор предпочитает более позитивные формы симбиоза, с взаимной выгодой, как для хозяина, так и для паразита. Но по мере роста объёма сбережений в виде процентных долгов промышленности и сельского хозяйства, домашних хозяйств и правительств финансовый сектор склонен действовать всё более недальновидно и разрушительно. Сегодняшний крупный (как и некрупный) финансовый капитал, несмотря на все свои положительные достижения, редко оставляет экономике достаточно материального капитала для воспроизводства, а тем более гораздо меньше, чем необходимо для обеспечения ненасытного экспоненциального роста сложного процента и хищных «обдираний» активов.

В природе паразиты склонны к убийству умирающих хозяев и используют их тело как пищу для собственного потомства. В экономике сходная ситуация наблюдается, когда финансовые менеджеры используют налоговые скидки на амортизацию для обратного выкупа акций или выплаты в качестве дивидендов вместо пополнения своего оборудования и обновления заводов. Инвестиции в материальный капитал, исследования и разработки, а также рабочие места сокращаются, чтобы добиться чисто финансовых доходов. Когда кредиторы требуют введения программ жёсткой экономии, чтобы выжать то, «что им причитается», и позволяют своим кредитам и инвестициям расти в геометрической прогрессии, они истощают промышленно развитую экономику и создают демографический, экономический, политический и социальный кризисы.

Именно это мир наблюдает сегодня, от Ирландии до Греции. В Ирландии безнадёжный долг по недвижимости стал бременем для физических лиц и налогоплательщиков, а в Греции — государственный долг. Эти страны теряют население из-за ускорения эмиграции. По мере падения заработной платы растёт число самоубийств, сокращается продолжительность жизни, а число браков и уровень рождаемости снижаются. Неспособность реинвестировать достаточно доходов в новые средства производства ухудшает состояние экономики, приводя к оттоку капитала в экономику стран, которые подвергаются менее разрушительной жёсткой экономии.

Кто понесёт убытки от перенасыщения финансового сектора за счёт своего промышленного Хозяина?

Важнейший политический вопрос, стоящий до конца 21-го века, состоит в том, какой сектор получит достаточный доход, чтобы выжить без потерь, ухудшающих его положение: промышленная экономика принимающей страны-хозяина или её кредиторы?

Для экономики в целом реальное и устойчивое восстановление требует ограничения финансового сектора: финансисты настолько недальновидны, что их эгоизм ведёт к общесистемному краху. Столетие назад считали, что во избежание этого краха требуется сделать банковскую деятельность публичной. Сегодня задача усложняется тем, что банки стали почти неприступными конгломератами, связавшими спекулятивную деятельность Уолл-стрит и рискованные ставки деривативов с обслуживанием расчётных и сберегательных счетов клиентов по проверке и сохранению счетов и базовому кредитованию клиентов и бизнеса. В результате считается, что современные банки слишком велики, чтобы допустить их банкротство (Too Big То Fail — TBTF).

Сегодняшние банки стремятся не допустить дискуссии на тему, как чрезмерное кредитование и долговая дефляция ведут к жёсткой экономии и экономическому спаду. Неспособность противостоять ограничениям экономики по платёжеспособности угрожает ввергнуть труд и промышленность в хаос.

В 2008 году мы наблюдали генеральную репетицию такого циркового представления, когда Уолл-стрит убедила Конгресс в том, что экономика не сможет выжить без помощи банкиров и держателей облигаций, платёжеспособность которых считалась предпосылкой функционирования «реальной» экономики. Банки были спасены, но не экономика. Долговая опухоль сохранилась. Домовладельцы, пенсионные фонды, городские и государственные финансы были принесены в жертву, поскольку рынки сократились, а инвестиции и занятость последовали их примеру. «Спасение» с 2008 года приняло форму погашения долгов финансовому сектору, а не инвестиций для помощи росту экономики. Такой вид «зомби-спасения» в экономике истощает кругооборот средств между производителями и потребителями. «Зомби-спасение» обескровливает экономику, утверждая, что спасает её, подобно средневековым врачам.

Финансовый капитал, извлекая ренту, истощает экономику, и, монополизируя рост своих доходов, затем использует полученные средства хищническими методами для усиления степени эксплуатации, а не для вывода экономики из долговой дефляции. Финансовая цель заключается только в получении дохода в виде процентов, сборов и амортизации долгов и неоплаченных счетов. Если этот финансовый доход является грабительским, а прирост капитала не заработан собственным трудом и предприимчивостью, тогда не следует приписывать Одному Проценту населения создание 95 процентов добавленного дохода начиная с 2008 года. Один Процент получил этот доход с 99 процентов населения.

Если банковский сектор действительно предоставляет услуги, создающие огромные средства для Одного Процента, то почему эти банки нужно спасать? Если после спасения финансового сектора на него приходится весь экономический рост, то как это помогает промышленности и рабочей силе, чьи долги сохраняются? Почему занятость и материальные капиталовложения не спасали, освободив их от долговых накладных расходов?

Если доход отражает производительность, то почему заработная плата стагнирует с 1970-х годов, в то время как производительность растёт, а доходы извлекают банки и финансисты, а не трудящиеся? Почему сегодняшние счета национального дохода и продукта NIPA исключают концепцию незаработанного дохода (экономической ренты), которая была основным звеном классической теории стоимости и цен? Если экономика в самом деле является проявлением свободного выбора, почему горячие приверженцы интересов рантье сочли необходимым исключить историю классической экономической мысли из учебных программ?

Стратегия паразита состоит в том, чтобы убаюкать хозяина и воспрепятствовать постановке подобных вопросов. Этот цензурный мираж и есть суть постклассической экономики, окостеневшей благодаря действиям защитников рантье — антиправительственным и антирабочим «неолибералам». Они стремятся создать впечатление, что жёсткая экономия, извлечение ренты и долговая дефляция — это шаг вперёд, а не убийство экономики. Только будущие поколения смогут оценить, в какой степени эта саморазрушительная идеология обратила вспять Просвещение и безжалостно рвёт на части современную глобальную экономику в ходе одного из величайших олигархических захватов в истории цивилизации. Как остроумно заметил поэт Шарль Бодлер, дьявол побеждает, когда может убедить мир, что его не существует.