Евгения Лёзина - ХX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной Европы

О том, как решалась судьба независимого движения и каков был доминирующий среди партийного руководства подход к его созданию, свидетельствуют следующие показательные реплики участников заседания (помимо реплик Горбачева и Медведева, приведем высказывания заведующего Идеологическим отделом ЦК КПСС Александра Капто, а также члена Политбюро и секретаря ЦК КПСС Егора Лигачева):

«Капто: На сегодня есть ряд документов, которые они [„Мемориал“] подготовили. Ситуация складывается так, что вряд ли им удастся в конце декабря провести то, что они называют „учре­дительным собранием“.

Горбачев: В этом мы заинтересованы. Подключить надо Комитет ветеранов и др.

Капто: Лично мы говорили с товарищем Мазуровым [председатель Комитета ветеранов войны и труда СССР]. Эта идея у нас родилась, расширить, так сказать, количество участников за счет Комитета ветеранов, за счет комсомола, профсоюзов, т. е. линия ведется сейчас на то, чтобы растворить наиболее такое экстремистски настроенное ядро и влить туда такие силы, опираясь на которые мы могли бы проводить политику.

Горбачев: <���…> И я вам скажу, что если против этого течения сейчас пойти, — это будет конфликт. Но мы должны видеть, товарищи, что эти друзья — инициативники хотят использовать это дело, как некоторая часть экстремистов из „Народного фронта“ использует перестройку. Они хотят создать еще одну общественную организацию, а потом потребовать все права. Они уже это делают. Со всеми правами. А что это за организация? При чем тут она? Одно дело — мемориал, память. Все это нужно делать. Нужно правильное направление. Надо над этим работать. <���…>

Лигачев: Я вот, Михаил Сергеевич, заметил, что подобное движение проявляется уже во многих областях, республиках, районах и городах. Совершенно ясно, с другой стороны, что при самозарождении этого движения стояли люди, которые хотят использовать это в своих политических амбициях. В связи с этим я вношу такое предложение. Хотя это непростое дело, но мне представляется абсолютно реальным: поддержать вообще это дело, но в рамках регионов, областей, краев, городов. Но ни в коем случае не идти на создание централизованной общественной организации с центром в Москве. <���…> Собирать всех сюда — это уже значит создавать еще одну общественную организацию с совершенно непредсказуемыми последствиями. Мы это даже сейчас видим, как оно рождается. А когда начнет работать, то могут быть сложности. <���…>

Медведев: Я думаю, что в центре трудно будет предотвратить образование такого какого-то объединения.

Горбачев: Пусть они имеют свой, Московский. Ничего. Начнут работу комиссии при Советах, они быстрее развернут это дело, в их руках средства, в их руках все, — пусть действуют. Потому что, видно, тут не в мемориале дело. Это опять „крыша“ для другого. По сути дела, правильно написал Капто в своей записке, что они хотят взять на себя миссию говорить от имени народа и судить от имени народа, и контролировать от имени народа, представить, что они совесть народа. И, наконец, вот она — „трибуна“. Говорили — обсуждать, смотреть. И вдруг выходит Заявление в Америке о документах в дополнение к Конституции. Вот тебе и „московская трибуна!“. <���…> Мы ведем это дело вяло, медленно. Поэтому и начинают все эти вещи всплывать» [1333].

В итоге члены Политбюро решили противодействовать созданию «Мемориала» как общественной, политической организации и одновременно ускорить подготовку документов Политбюро о политической оценке репрессий, отмене решений «троек» как несудебных органов и реабилитации осужденных ими, а также назвать некоторых высокопоставленных лиц, санкционировавших репрессии в 1930–1950‐е годы. Кроме того, было предложено рекомендовать партийным органам на местах возглавить работу комиссий при Советах народных депутатов по увековечению памяти и захоронению жертв репрессий для осуществления дальнейшего контроля над деятельностью «Мемориала» [1334].

Меры, аналогичные принятым в отношении общесоюзного «Мемориала», применялись партийными структурами и органами КГБ и на местном уровне. Так, в целях борьбы с «экстремистски настроенной частью членов общества „Мемориал“» Управлением КГБ по Томской области в конце 1980‐х — начале 1990‐х годов «были разработаны и проведены мероприятия, направленные на перехват инициативы и упреждение событий», как отмечалось в одной из публикаций в закрытом журнале «Сборник КГБ СССР» [1335].

По словам автора статьи Валерия Уйманова, являвшегося на момент ее написания оперативным сотрудником Томского УКГБ (а сейчас, что характерно, занимающего должности заместителя директора Томского областного краеведческого музея по работе с исторической памятью и руководителя Центра по изучению истории ГУЛАГа), в деятельности созданного в декабре 1988 года местного общества «Мемориал» поначалу превалировала «линия на конфронтацию» во взаимодействии с местными чекистами [1336]. Однако усилиями последних эту тенденцию удалось переломить и развить «отношения сотрудничества по проблемам взаимной заинтересованности». По признанию Уйманова, «тенденция перехода на качественно новую ступень взаимодействия стала просматриваться с момента избрания в совет „Мемориала“ начальника 10‐й (архивной) группы УКГБ подполковника Ю. А. Петрухина», открывшая «возможность влиять на обстановку в данной общественной организации» [1337].

Особый интерес представляет тактика, избранная чекистами, в отношении нейтрализации пробудившегося общественного интереса к содержимому ведомственных архивов. Из статьи Уйманова следует, что «работа УКГБ строилась на привлечении членов „Мемориала“ к работе с архивными материалами, публикация которых была целесообразна в пропагандистских целях» [1338]. «Так, — пишет Уйманов, — в связи с интересом к пребыванию в ссылке в Томске поэта Н. Клюева через председателя „Мемориала“, члена Союза писателей СССР Л. Пичурина в местной и центральной печати был опубликован большой материал о жизни и творчестве поэта. В последующем, учитывая пробудившийся в обществе интерес к прошлому, в областной газете неоднократно помещались статьи о репрессированных ученых и преподавателях томских вузов, чекистах, представителях партийных и советских органов, погибших в 30‐е годы». По оценке Уйманова, все это помогло значительно нейтрализовать «аргумент об абсолютной закрытости архивов КГБ». В качестве дополнительного примера чекистской «открытости» Уйманов приводил эпизод, когда «в Управление пригласили членов „Мемориала“ и спецкора АПН Е. Шлея, готовящего материал о деятельности этой организации в Томске. Им показали архив УКГБ, отдельные уголовные дела, в том числе на отца одного из участников встречи. Наряду с этим сотрудники Управления опубликовали несколько материалов, отражающих результаты работы по реабилитации. На их фоне действия „Мемориала“ выглядели не столь убедительно» [1339].