Дмитрий Орешкин - Джугафилия и советский статистический эпос

Еще в январе 1928 г., после скоротечного эпистолярного конфликта со Сталиным по случаю посадки брата своей жены В.М. Смирнова (семья Осинского взяла на воспитание сына Смирновых Рэма, который остался сиротой из-за синхронного ареста отца и матери), Осинский довольно четко сформулировал в записке Сталину от 4 января свою экспертную позицию:

«…Я считаю себя вправе иметь самостоятельное мнение по отдельным вопросам и это мнение высказывать (иногда — в самых острых случаях — только лично Вам или Вам и Рыкову, как Вы помните, — во время съезда). За последнее время я получил по этой части два урока. Насчет хлебозаготовок Рыков сказал, что мне надо “залить горло свинцом”. Вы мне возвратили письмо. Ну что ж, если и этого нельзя, буду с этим считаться.

А ведь чего проще: отпустите меня за границу поработать год над книжкой — и совсем от меня не будет докуки.» [127] Цит. по: Сталин И.В. Сочинения. Т. 17. Тверь: Северная Корона, 2004. С. 279. .

Такие формулировки в то время уже мало кто себе позволял. За границу Осинского, понятно, не пустили: слишком много знает. Да еще какую-то книжку собрался писать. И все равно он продолжал хранить лояльность если не лично вождю, то хотя бы партии и прежним своим идеалам. Как трудно перестраиваются очевидности у досоветских людей! А у советских, напротив, удивительно легко. Особенно если в здоровом коллективе. Весной 1938 г. перетрусившая Академия наук СССР вопреки собственному уставу лишила Н. Осинского звания академика — за несколько месяцев до расстрела.

Иван Краваль, тоже неплохой специалист по статистике, хотя классом пониже, сначала был назначен в ЦУНХУ заместителем Осинского. В 1935 г. занял его место. Арестован 31 мая 1937 г., расстрелян уже 21 августа. Его на полгода сменил Иван Верменичев, человек уже более лубянский, нежели научный (начал трудовой путь в 1919 г. с поста председателя уездной ЧК в городе Пржевальске) [128] См.: http://www.centrasia.ru/person2.php?st=1096642668/ . Автор довольно постыдного письма Молотову с тщетной попыткой откреститься от арестованных ранее коллег — не по ЦУНХУ, а по прежним делам сельскохозяйственной академии. Проверенный кадр — крепко поучаствовал еще в истреблении «кондратьевщины» в 1930–1931 гг. Не помогло: скороспелый начальник ЦУНХУ чекист Верменичев арестован 5 декабря 1937 г., расстрелян 8 февраля 1938 г., всего через два месяца. Позже были расстреляны и следователи, которые вели дело статистиков. Проект закрыт, забудьте. Концы в воду. Вперед, к новым победам!

Бог троицу любит. В 1938 г. руководить проклятым ведомством назначен третий подряд Иван — Саутин. Этот, как мы видели, политику партии и правительства понимал правильно. В связи с чем благополучно дожил до старости, окруженный почетом и уважением. С его приходом в делах государственного учета наступили наконец спокойствие и порядок. Пришедшие с ним и с Верменичевым люди из ЧК быстро поменяли корпоративную культуру ведомства и без помех провели истинно партийную перепись 1939 г. Она подтвердила справедливость цифр тов. Сталина. Впрочем, с поправкой на два года (позже) и на 10 млн человек (меньше).

Среди профессиональных демографов по отношению к переписи 1939 г. давно сложился четко выраженный негативный консенсус. В сферу широкой публицистики эту проблему вынес М. Тольц [129] См.: http://www.demoscope.ru/weekly/2012/0523/arxiv02.php . Но достоянием коммуникативной памяти она так и не стала: людям комфортнее живется с героическим эпосом про белый китель. Хотя, кажется, куда уж яснее: при плане второй пятилетки в 180,7 млн эффективный менеджер с помощью расстрелов и посадок со скрипом натягивает вторичный продукт переписи 1939 г. до 170,5 млн. После чего даже в официальных советских справочниках начиная с 1962 г. специалисты тихо возвращаются к оценке в 163,8 млн на 1937 г. [130] См.: Народное хозяйство СССР в 1962 г.: Статистический ежегодник. М.: Госстатиздат, 1963. C. 7. Как обычно, без пояснений, хотя еще в 1934 г. Сталин рассказывал про 169 (168) млн. Так что при самом трепетном отношении к чувствам джугафилических страстотерпцев вопрос сводится к тому, 10 млн (180,7-170,5=10,2) или 17 млн (180,7-163,8=16,9) человек социалистическая Родина недосчиталась благодаря невероятным успехам коллективизации и первых сталинских пятилеток.

В документах тех лет сохранились (хотя, конечно, в советское время не упоминались, не цитировались и не переиздавались) планы роста населения темпами, сначала превышающими мрачные времена царизма, а потом хотя бы не слишком от них отстающими. Сегодня они неотвратимо всплывают из архивных глубин. Быть беде: при идеократическом режиме научное знание не уживается с агиографией — духовная матрица выделяет им одно место на двоих. Судя по сегодняшним тенденциям, оно опять достанется сказочникам и акынам. Так что с наукой можно проститься — руководству современной России она опять не нужна и даже опасна.

Поэтому еще раз, на прощание. Расщепление смыслов и гибель социальной адекватности ясно дали о себе знать в 1930 г., второй раз после первого ленинского приступа. На тот момент Сталин назначает численность населения СССР в 160,5 млн человек; его победные цифры начинают расходиться с данными добросовестного учета. На конец 1933 г. (начало второй пятилетки) он декларирует 168 (169?) млн человек. И намечает к концу срока в 1937 г. 180,7 млн. Демографы публично молчат в тряпочку, но непублично пытаются вернуть власть в русло вменяемости (Осинский, Краваль, Курман и пр.). Естественно, только себе во вред. На 1937 г. перепись показывает сначала 162 млн человек, потом, с поправкой Курмана, 163 млн. Позже, как видно из данных Урланиса и «Статистического ежегодника» 1962 г., задним числом натянули еще почти миллион и остановились на 163,8 млн. Повторная фальсифицированная перепись 1939 г. сначала получает 167,3 млн, но потом натягивает цифру до 170,5 с помощью 3,2 млн «дополнительных бланков».

Итого в самом льготном для Сталина «официальном» режиме счета за 10 лет, с 1930 по 1939 г., население выросло на 10 млн, по миллиону в год. В действительности заметно меньше. То есть средние «официальные» темпы минимум в три раза ниже, чем до великих революционных свершений или в краткосрочную отдушину НЭПа — тогда целых пять лет страна давала в среднем по 3,4 млн прироста ежегодно.

В дореволюционной России такие провалы были немыслимы и невозможны — как в смысле естественного движения населения, так и в смысле отношения к статистике. Имелись расхождения, и немалые, в данных различных ведомств: МВД, медицинская статистика, данные Министерства просвещения… Но поскольку ни у кого не было монополии на истину, всегда публиковалась методика учета и полные данные по его внутренней структуре (по губерниям, городам и селам), к тому же строго привязанные к стандартным периодам времени. Благодаря этому всегда оставалась возможность сравнить, проверить, ввести поправки. Это было абсолютно нормально, поскольку дореволюционная Россия была в основе своей нормальной европейской страной. Со всеми плюсами и минусами этого статуса.