Татьяна Югай - Адская машина принуждения к свободе

В предисловии Хайек делает несколько важных признаний. Первое: «когда человек, профессионально занимающийся изучением общественных проблем, выпускает книгу чисто политического характера, первейшая его обязанность – прямо об этом заявить. Настоящая книга – политического характера, и я не хочу маскировать этого…». Второе признание гораздо серьезнее. В предисловии к изданию 1976 года он пишет: «Главный изъян этой книги, как я теперь думаю, заключался в том, что я недостаточно подчеркнул значение коммунистического опыта в России. Ошибка эта, возможно, простительна, если вспомнить, что когда я ее писал, Россия была нашим военным союзником, да и сам я тогда еще не полностью освободился от всех широко бытовавших в то время интервенционистских предрассудков, и поэтому пошел на некоторые уступки, которые теперь считаю неоправданными». И, наконец, он делает ворчливое признание: «Меня долгое время возмущало, что своей известностью я гораздо больше обязан тому, что я считал лишь злободневным памфлетом, чем строго научным трудам» [53, c. 9, 15—16].

На самом деле, это далеко не кокетство знаменитого ученого, а констатация достаточно унизительной для него ситуации. Вспомним лишь два характерных эпизода. Первый связан с ситуацией вокруг присуждения ему Нобелевской премии по экономике. Тогда бочка шведского меда была изрядно подпорчена большой ложкой дегтя. По словам Джима Пауэлла, «члены комитета по выдвижению Нобелевской премии изначально хотели присудить ее шведскому социалисту Гуннару Мюрдалю, но решили, что лучше поступить более сбалансировано и разделить награду с кем-то, кто придерживается противоположных взглядов. Они остановились на Хайеке» [193].

Оргкомитет премии довольно остроумно обыграл этот неловкий момент. В пресс-релизе «Экономическая премия за работы по экономической теории и междисциплинарным исследованиям» от 9 октября 1974 г. указывается, что Мюрдаль стремился связать экономический анализ с социальными, демографическими и институциональными условиями. Хайек расширил сферу своей деятельности, включив в нее такие элементы, как правовые рамки экономических систем и поведение индивидов, организаций и различных социальных систем. Общим между Мюрдалем и Хайеком является хорошо известная способность находить новые и оригинальные способы постановки вопросов, что часто делает их несколько спорными [194]. Отметим в скобках, что экономические взгляды Мюрдаля предвосхищали выводы Кейнса. Так, его биограф Уильям Барбер, комментируя книгу «Денежная экономика», опубликованную в 1932 году, или на четыре года раньше «Общей теории занятости, процента и денег» Кейнса, считал, что если бы его работа была доступна читателям на английском языке до 1936 года, возможно, «революцию» в макроэкономической теории в эпоху депрессии называли бы «мюрдалианской» в той же степени, что и «кейнсианской» [77]. Таким образом, компаньоном Хайека по Нобелю оказался теоретик столь ненавистного ему государственного вмешательства в экономику.

Символично то, что Мюрдаль и Хайек опубликовали книги «Американская дилемма» и «Дорога к рабству» в одном и том же 1944 году. В то время, как Мюрдаль рассматривал долгосрочные социально-экономические последствия рабства в Америке, Хайек употребил понятие рабства как фигуру речи. Можно только гадать, почему ни одна работа Хайека не была названа в пресс-релизе, а оргкомитет ограничился лишь туманным комплиментом: «Идеи Хайека и его компетентный анализ экономических систем были опубликованы в ряде работ в течение сороковых и пятидесятых годов» [194]. Обращает на себя внимание и то, что премия присуждалась в 1974 году, а отмечались его работы 1940-1950-х гг.

Во вступлении к провокационному интервью с Хайеком в 1977 году, Томас Хазлетт объясняет этот кажущийся парадокс в довольно язвительной манере. Он пишет: «не секрет, что в профессии экономиста Хайек был изгоем, атавизмом, маргинальным персонажем, чьи идеи были опровергнуты всеми разумными людьми в научных журналах его времени. Он был достаточно умен, чтобы держаться подальше от экономики… В 1930-1940-х гг. Хайек был вторым самым известным экономистом на планете, как интеллектуальный спарринг-партнер Джона Мейнарда Кейнса. После смерти Кейнса в 1945 году Хайек (и классическая теория торгового цикла) быстро исчезли из поля зрения общественности… Экономическая политика вступила в золотой век „управления спросом“, при котором деловой цикл устарел, и Хайек вообще ушел из экономической теории… Он внес большой вклад в такие новые [для него] области, как психология, политическая теория и право». Хазлетт иронически описывает возвращение Хайека на сцену. «Но затем случилось нечто странное. В конце ХХ века произошла проверка на практике академических писаний. Традиционная кейнсианская терапия – стимулирование потребления и наказание сбережений наряду со здоровым вливанием расходов государственного бюджета – перестала работать. Вдруг старая классическая медицина – сбережения, инвестиции, сбалансированные бюджеты, конкуренция и рост производительности – стали популярными целями экономической политики „хорошего“ правительства. В 1974 году Хайек, который отсутствовал в экономической профессии, по сути, 30 лет, был неожиданно награжден Нобелевской премией по экономике и быстро превратился из шута в гуру» [140].

Однако злоключения с премией не закончились унизительным сравнением с маститым Мюрдалем. Не кто иной как его нобелевский партнер написал открытое письмо, опубликованное в шведской газете Dagens Nyheter, в котором призывал отменить Нобелевскую премию по экономике на том основании, что «экономика является «мягкой», то есть неточной наукой (soft science), нагруженной политическими и социальными ценностями, в отличие от «твердых» наук («hard» sciences), таких как физика и химия, где никого не интересуют политические взгляды получателя». Вдобавок Мюрдаль предлагал отменить премию еще и потому, что она была вручена таким «реакционерам, как Хайек (а затем и Фридман)» [177].

Второй эпизод связан с переездом Хайека в США. Чикагский университет был очевидным выбором, поскольку там была опубликована «Дорога к рабству», но экономический факультет отказался принять его в свои ряды. Университеты Принстона и Стэнфорда также отказали. После года преподавания в Университете Арканзаса, Джон У. Неф, председатель комитета Чикагского университета по социальной мысли, пригласил его на должность профессора социальных и нравственных наук, однако, при условии, что Чикагский университет не будет платить ему жалованье. Фонд Волкера и здесь пришел на выручку и согласился выплачивать зарплату [193].

Однако вернемся к «Дороге к рабству». По мнению Й. Хюльсманна, секрет успеха книги связан с тем, что Хайек не выдвинул никаких новых аргументов, а представил наиболее красноречивое и изощренное изложение позиции, которая до войны уже получила широкое признание американской общественности. Главный аргумент «Дороги к рабству» заключался в том, что увеличение полномочий правительства было равносильно уменьшению суверенитета отдельных граждан, и тотальный государственный контроль превратил граждан в рабов – независимо от того, было ли тоталитарное государство фашистским или коммунистическим [144].