Георгий Дерлугьян - Как устроен этот мир. Наброски на макросоциологические темы

Индустриализация 1930-х гг. в любом случае сопровождалась бы массовым принуждением и ограблением населения во имя государственных интересов. Однако сравните поведение Сталина с далеко не самым гуманным Мао: в Китае оппозиционеров все-таки высылали на перевоспитание, а не расстреливали. Дэн Сяопин пережил две опалы, прежде чем развернуть страну к НЭПу и глобализации. Как бы выглядела политическая борьба в СССР 1950-х, если бы Сталина пережил, скажем, относительно молодой Бухарин?

Мы победили в мировой войне не столько благодаря, сколько вопреки Сталину. СССР был запрограммирован на победу не просто своей мощной идеологией и готовностью к беспощадной борьбе. Одними жертвами, морозами и комиссарскими призывами нельзя было остановить высокотехнологичный Вермахт. Танки Т-34 не уступали в бою монструозным «Тиграм» Порше. СССР поставил производство военной техники на такой поток, что у гитлеровского Рейха не осталось шансов справиться с массой советского металла и теперь уже грамотных бойцов из вчерашних крестьян. Здесь кроется главное достижение СССР. За одно поколение многонациональная и прежде аграрная страна вырвалась на передовой уровень в массовом машинном производстве и массовом образовании.

Теория тоталитаризма в формулировке Фридриха и Бжезинского дает крайне превратное объяснение индустриального социализма XX в. Эта теория, воспринятая у нас с крушением СССР как осуждение прошлого, служила политическим целям холодной войны, оправдывая разворот Америки от союзничества к конфронтации с СССР. В 1941 г. Черчилль говорил, что готов к союзу с самим дьяволом против фашистов. Тоталитарным СССР был заклеймен в 1956 г., когда Хрущев начал десталинизацию. Именно в этот момент СССР вступает в самый оптимистический период своей траектории и превращается в привлекательную модель для Третьего мира, что и испугало США.

Тоталитарная теория не учитывает, насколько изменился социальный состав СССР в течение его истории (отчего эту пропагандистскую концепцию давно отвергло большинство западных историков). Ненаучно строить теорию по инструментальным признакам, вроде тайной полиции, пропаганды и лагерей. Подобные методы в той или иной степени использовали все современные бюрократические государства, а войны и революции XX в. создавали поводы. Концлагерь – британское изобретение времен Англо-бурской войны. США в 1941 г. в ответ на панику после японского налета на Перл-Харбор за неделю поместили в лагеря почти полмиллиона собственных граждан с японскими фамилиями (кстати, и родителей Фрэнсиса Фукуямы). Комиксы о Супермене, громящем коварных «джапов» (япошек), создавались по заказу Департамента военной пропаганды. Или чего стоила французская контртеррористическая операция в Алжире 1956–1962 гг.

Тоталитаризм, наконец, не согласуется с тем фактом, что СССР дважды , при Хрущеве и Горбачеве, начинал демократизацию. Изначально хрущевская десталинизация служила стабилизации самой номенклатуры. Ведь это невозможное напряжение, когда сегодня ты нарком, а завтра – лагерная пыль. Кроме того, разоблачение культа личности и повышение требований к образованности кадров быстро освобождало должности и обеспечивало быстрые карьеры.

Однако хрущевская номенклатура не могла ограничиться собственными интересами. Теперь приходилось управлять обществом, где основную массу составляли уже не фаталистичные крестьяне, а образованные специалисты и рабочие, которые с энтузиазмом осваивали и, по классической концепции Норберта Элиаса, «оцивилизовывали» новую городскую среду. Переход из бараков, крестьянских изб и коммуналок в хрущевские пятиэтажки переживался как экзистенциальный прорыв. Вдруг появилось тесное, зато частное семейное пространство! Отсюда новые городские ритуалы среднего класса, вроде новогодних празднеств с салатом оливье и «Голубым огоньком» по ТВ. Это и книжные шкафы с престижными подписными изданиями и фантастикой братьев Стругацких, транзисторные приемники «Спидола» и магнитофоны с записями Окуджавы и Высоцкого, кинофестивали и ночи под кассами Большого театра, дефицитные бананы и растворимый кофе, спецшколы и всевозможные пионерские кружки, походы на байдарках и летние поездки в Крым и Абхазию.

Все эти ностальгические воспоминания о лучших годах СССР относятся к процессу, который французский социолог Пьер Бурдье называл накоплением символического капитала. Нарождающийся советский средний класс таким образом создавал сам себя, свой стиль потребления и культурных запросов. Пускай пока символически, в обладании лишь высокой культурой, молодые специалисты ставили себя как минимум вровень с номенклатурной элитой и даже начинали свысока смотреть на чиновников. Символическая сфера оказалась такой важной и оттого конфликтной (вспомните бури в искусстве или литературных журналах) именно потому, что новые образованные слои пока не могли претендовать на зарплаты и тем более на политическое участие, соответствующее их возросшему весу в обществе и наукоемком производстве (эх, эпоха НТР, когда компьютеры еще звались по-русски ЭВМ.) Но вскоре Пражская весна 1968 г. покажет направление тенденции.

Никита Хрущев воплотил главное противоречие истории СССР – изначальный порыв отсталой страны к просветительским идеалам современности, что неизбежно для межвоенного периода вылилось в военно-индустриальную диктатуру. Возвращение к ленинским истокам было на самом деле формой движения вперед. Вернуться к Ленину было невозможно хотя бы потому, что страна более не была той бедной, полуразрушенной, осажденной Россией, где партия радикальных интеллигентов пыталась управлять разбушевавшейся крестьянской массой. Хрущев был последним советским лидером, который воевал на той Гражданской и вступал в РКП (б) с реальным риском для жизни. Решительно невозможно представить, чтобы какой-то убежденный фашист критиковал Гитлера за предательство идеалов. В СССР оппозиция такого рода возникала постоянно. Бывший полуграмотный токарь и полковой комиссар Хрущев на изумление сохранил в какой-то глубине своей души восхищение перед наукой и прогрессом, отчего и влюблялся то в синтетику, то в гидропонику. Его постоянно заносило от избытка энтузиазма – как и народ, которым ему выпало править.

Номенклатура избавилась от хрущевских затей и вскоре обрела уютный регламентированный рай чиновника. Именно здесь находится источник развала СССР. Ерунда, будто командно-плановая система не совладала с чудесами Интернета. В прошлом она добивалась успеха в овладении средствами механизированной войны, затем атомного оружия и космической техники (где подозревать кражу американских секретов не приходится за явным приоритетом королевского спутника.) Однако, простите за тавтологию, командной системе нужен Верховный Главнокомандующий. Условием выдвижения Брежнева было как раз то, что он таковым не станет. Условие соблюдалось до конца.