Дик Моррис - Игры политиков

Франклин Делано Рузвельт всячески демонстрировал нежелание участвовать в выборах, однако же в конце концов согласился, мотивируя свое решение тем, что «совесть не позволяет оставаться глухим к призывам послужить своей стране».

Естественно, борьба разгорелась вокруг вопроса об американском участии в войне. Кандидат-республиканец Уэнделл Уилки бросил Рузвельту прямой вызов: «Если его обещание не допустить участия наших парней в чужих войнах стоит столько же, сколько обещание сбалансировать бюджет, можно считать, что они уже в пути». В радиообращении от 30 октября прозвучал ответ Рузвельта: «Я говорил это ранее и не устану повторять: ваши сыновья не будут участвовать в чужих войнах».

Среди выборщиков Рузвельт одержал убедительную победу — 449 на 82; правда, в голосах избирателей разрыв оказался не столь велик.

В журнале «Бродкастинг» можно было прочитать: «В этих выборах умелое использование радиовещания оказалось самым значительным из поддающихся учету факторов». В том же духе высказалось и другое издание — «Вэрайети»: «Избрание Рузвельта на третий срок с особой силой продемонстрировало безграничные возможности американского радио. Выборы 1940 года оказались, скорее, не политическим состязанием, но спором между газетами и радио, который должен был решить, кто оказывает большее, воздействие на широкую публику. И когда газеты в подавляющем большинстве высказались против продления полномочий на третий срок, Рузвельт обратился к народу напрямую, через радиоэфир».

Тем временем с падением Франции положение Великобритании становилось все более и более отчаянным. У нее уже элементарно не хватало материальных средств, чтобы в одиночку сражаться с Гитлером. Рузвельт широким жестом выдвинул программу поставок вооружения, оплата которых будет произведена после окончания войны, — она получила наименование «ленд-лиз». И вновь он использовал в пропагандистских целях радио. Растолковывая смысл программы, он нашел простую метафору — уподобил ленд-лиз садовому шлангу, который одалживаешь соседу, чтобы тот потушил пожар. «Неужели вы в этот момент потребуете с него 15 долларов? Нет, конечно, вы просто дадите ему шланг, попросив вернуть его, когда надобность в нем отпадет». Конечно, он несколько лукавил — танки, самолеты, военные суда, патроны после боя вернуть не так-то просто, — но удачно найденный образ помог ему убедить аудиторию.

Две недели спустя Рузвельт предпринял новый шаг в своей кампании по превращению Америки в «арсенал демократии». На сей раз он драматически апеллировал к истории: «Никогда еще начиная с Джеймстауна и Плимутского камня наша цивилизация не подвергалась такой опасности, как сегодня… Нацистские хозяева Германии ясно дали понять, что собираются не только устроить на свой лад материальную и интеллектуальную жизнь дома, но и поработить всю Европу, а затем, используя ее ресурсы, и весь мир».

Речь президента слушали 59 процентов взрослого населения Америки, и две трети поддержали президента. На его стороне оказался и конгресс, принявший в марте 1941 года закон о ленд-лизе.

4 сентября того же года США оказались еще на шаг ближе к войне — эскадренный миноносец американских ВМС «Грир» столкнулся с немецкой подлодкой. Неделю спустя Рузвельт заговорил об этом эпизоде в очередной «беседе у камелька». Вот как он его описал: немцы без всяких на то оснований выпустили по «Гриру» две торпеды. Они «обстреляли наш эскадренный миноносец без предупреждения и с явным намерением его потопить… С международными бандитами, атакующими наши суда и убивающими наших граждан, общепринятый язык дипломатии невозможен… Видя гадюку, намеревающуюся вас ужалить, вы не дожидаетесь, пока она действительно выпустит яд, вы бьете. Нацистские подлодки и военные катера — гадюки Атлантики… Само их присутствие в водах, которые Америка считает жизненно важными для обеспечения своей безопасности, взывает к нападению… Наступило время действовать».

Шаг за шагом Рузвельт использовал радио, чтобы заставить слушателей понять: участие Америки в мировой войне неизбежно и необходимо.

И когда японская атака на Пёрл-Харбор 7 декабря 1941 года вынудила США вступить в войну, у него не было необходимости спорить с изоляционистами. Но пораженцев, которых приводила в ужас немецкая и японская мощь, все еще хватало. В цикле «бесед у камелька» — четыре в 1942 году, столько же в следующем, три в 1944-м — Рузвельт всячески поднимал американский дух, призывал к упорному труду, который обеспечивает рост промышленности, сглаживал неизбежные трудовые конфликты, способные расстроить военное производство.

Главное же — он, как прежде, разговаривал с американцами, своими «друзьями», убеждал, вел сквозь мрак войны. И радио служило ему для этого оружием столь же мощным, сколь и танки с пулеметами.

Если суть радио — душевная близость, то в чем суть телевидения? Именно этот вопрос лежит в основе состязания между Кеннеди и Никсоном в 1960 году.

Джон Ф. Кеннеди понял, что телевидение — способ продемонстрировать свой блеск и харизму, ум и глубину. Он понял, что различие между радио и телевидением заключается всего лишь в том, что в одном случае картинка есть, а в другом — нет. И не жалел усилий на то, чтобы сделать эту картинку как можно более привлекательной и подвижной.

Никсон же, в свою очередь, видел в телевидении лишь инобытие радиовещания, то есть упор делал по-прежнему на слова, а не на визуальный образ. Он полностью упустил суть телевидения. Подобно актеру времен немого кинематографа, совершенно потерявшегося в мире звука, Никсон мучительно пытался понять, как же воспользоваться телевидением, но так и не преуспел.

Между тем на этой разнице держались все выборы.

Перед вами два кандидата. Обоим за сорок, оба — ветераны Второй мировой, у обоих за плечами 14 лет участия в публичной политике. Кто бы ни победил, Америка получит первого президента из поколения солдат. Но из них двоих только один — Кеннеди — осознал, что именно поколенческий сдвиг и все, что за ним стоит, — это и есть ключ к победе, и потому, подобно участнику конкурса красоты, все бросил на то, чтобы соответственно выглядеть и наилучшим образом сыграть свою роль.

Более того, Кеннеди, по словам историка Дэвида Авербаха, да и других, стал первым политиком, кто «добровольно превратил себя в телетовар». Золотой мальчик — выходец из династии политиков, наделившей его жизненной силой и амбициями, Кеннеди обрел свой магнетический образ не волею случая, но годами сознательных усилий и тренировки. Вслед за своим отцом, Джозефом Кеннеди, он ничего не оставлял на волю случая.