Тревор Кокс - Зачем мы говорим. История речи от неандертальцев до искусственного интеллекта

Но до того как начать сканирование мозга, Софи нужно было подобрать хорошие записи смеха. Первые попытки, сделанные вместе с коллегами, были успешными, фактически, вспоминает Софи, «мы просто потрясающе провели время, смеша друг друга». Но, когда они попытались записать смех с группой волонтеров, ничего не получилось. «Мне даже не пришло в голову, в чем причина, пока я не увидела, как один бедняга из группы одиноко сидит в безэховой камере и не смеется: конечно, они ведь не знали друг друга [хорошо], они не были друзьями», — сказала Софи. Необходимо, чтобы донор смеха находился один в безэховой камере, чтобы Софи могла получать чистую запись голоса, но смех — это социальная активность. Поэтому Софи и ее коллегам пришлось придумать новую процедуру. «Все начиналось за пределами безэховой камеры, волонтеры проводили много времени вместе, смотрели видеозаписи, вместе смеялись, создавая теплую дружескую атмосферу, — объясняет Софи. — А потом в конце концов кто-то раскочегаривается, и его уже можно запихивать в эту камеру».

Когда Софи воспроизводила эти записи волонтерам, которых она исследовала в сканере, обнаружились два типа смеха со специфическими неврологическими реакциями. Смех — это естественная реакция на забавную ситуацию, но чаще всего встречается вежливый социальный смех, который «смягчает» беседы и в большинстве случаев не имеет ничего общего с юмором. Такой нарочитый смех свидетельствует о том, что человек участвует в разговоре и наслаждается им, и за 10 минут беседы обычно такой смех возникает пять раз {376} 376 Scott S. K., Lavan N., Chen S., McGettigan C . The social life of laughter // Trends in Cognitive Sciences. 2014. Vol. 18 (12). P. 618–620. . Когда люди слышат такой нарочитый смех, Софи отмечает повышение активности в медиальных префронтальных зонах мозга, которые обычно используются для формирования намерений человека. По-видимому, логично, что в случае такого социального сигнала, как смех, в декодировании звука задействованы сети моделей психического состояния.

Другой вид смеха возникает, когда вы сильно заводитесь и смеетесь бесконтрольно. «Ха-ха-ха» — это очень простая вокализация. Каждое «ха» создается спазмами диафрагмы и межреберных мышц, выталкивающими из легких порции воздуха, которые затем приводят в движение голосовые связки. При настоящем смехе возникает более высокое давление, и это создает более высокий тон, чем при нарочитом смехе. Кроме того, получается еще и хриплый, и свистящий звук, являющийся результатом неконтролируемого использования голосовой анатомии {377} 377 Непроизвольный смех в целом длится дольше, сопровождается короткими вспышками хохота, его тон выше, в нем больше невокализованных сегментов, он имеет более низкую среднюю интенсивность, чем нарочитый смех. Такой смех назализован. См.: Lavan N., Scott S. K., McGettigan C . Laugh like you mean it: Authenticity modulates acoustic, physiological and perceptual properties of laughter // Journal of Nonverbal Behavior. 2016. Vol. 40 (2). P. 133–149. . Неконтролируемый смех может оказаться очень странным звуком. Комик Джимми Карр — особый случай, он описывает свой смех как звуки, производимые счастливым дельфином — он смеется нетипично, на вдохе {378} 378 Карр рассказывает замечательный анекдот о том, как он смотрел выступление своего коллеги Ника Хелма: «…Oн разыгрывал интермедию, которая мне показалась ужасно смешной, и я смеялся до упаду. Ник просто остановил выступление и сказал: “Знаешь, Джимми, я ведь не смеюсь, когда прихожу на твои выступления”». http://www.digitalspy.com/tv/news/a788818/jimmy-carr-compares-laugh-weird-honking-goose-while-talking-new-netflix-show/ . . Когда человек слышит такой неконтролируемый смех, мозг реагирует повышением активности в левой и правой слуховых зонах коры, расположенных как раз над ушами. Поскольку настоящий смех отличается от речи, пения и других привычных звуков, его необычность приводит к большей активности в слуховой зоне коры {379} 379 Плач столь же необычен и также усиливает активность в слуховой зоне коры головного мозга, см.: Arnal L. H. et al . Human screams occupy a privileged niche in the communication soundscape // Current Biology. 2015. Vol. 25 (15). P. 2051–2056. .

Поскольку смех имеет специфический акустический след, компьютеры, использующие машинное самообучение, могут отличать его с большой долей вероятности {380} 380 Truong K. P., Van Leeuwen D. A . Automatic discrimination between laughter and speech // Speech Communication. 2007. Vol. 49 (2). P. 144–158. . К сожалению, это не означает, что компьютер способен обнаруживать юмор. Если учесть, что в большинстве случаев смех возникает не как реакция на реальную шутку, а как социальная «смазка», компьютер будет очень часто ошибаться. Чтобы компьютер стал хорошим слушателем, способным идентифицировать шутки и ложь, он должен знать о языке гораздо больше. В настоящее время компьютеры механически освоили огромное количество простой информации, но они не имеют представления о том, как реально обстоят дела.

Смех («ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха»), а затем речь («а для этого потребуется сауна») Джимми Карра

Герой двух сериалов BBC («Да, господин министр» и «Да, господин премьер-министр»), вымышленный государственный служащий сэр Хамфри Эплби, сказал однажды: «Хорошая речь не та, в которой мы можем доказать, что говорим правду, а та, в которой никто не может доказать, что мы лжем» {381} 381 Цит. по: Lynn J., Jay A . The Complete Yes Minister: The Diaries of a Cabinet Minister, by the Right Hon. James Hacker MP. BBC Books, 1984. . Можно сделать так, чтобы ложь было трудно обнаружить, и одна из уловок — включить ее в правдивый текст. Преступник может слегка исказить правдивую историю, например изменить время, когда произошло событие, что позволяет ему говорить в основном правду и обеспечить себе вводящее следствие в заблуждение алиби. Еще одна тактика — умолчание. Партнер, у которого спросили мнение о костюме, частью которого является вызывающая сорочка, может высказать свое мнение о покрое и ничего не сказать об отвратительном рисунке под пиджаком.

Если учесть, что нам приходится иметь дело с многочисленными способами обмана, то неудивительно наше стремление стать надежным детектором лжи. Люди уже разработали разнообразные подходы ко лжи, ведь обман — это очень важный навык, возникший вместе с эволюционными преимуществами, что видно на примере приматов, которые утаивают пищу и совокупляются тайком. Все мы когда-нибудь приукрашивали свои рассказы, чтобы сделать их более интересными и запоминающимися. А белая ложь — это важная часть взаимодействия в социальной группе.

У людей овладение умением обманывать является признаком развития. Около 25 % детей к двум годам уже умеют обманывать, к четырем этой способностью обладают уже примерно 90 %; а к восьми годам — практически каждый ребенок {382} 382 BBC World Service. The Why Factor, «The Lie». . Это очень важный показатель развития мозга. Дети, которые начинают обманывать раньше, демонстрируют более быстрое когнитивное развитие, и родители, которые обнаруживают, что их малыш лжет, находят это обнадеживающим фактором. Ведь для того чтобы обмануть, ребенку нужно осмыслить, как окружающие воспринимают информацию.